— Мне не хотелось распространяться об этом по телефону, — объяснил доктор, когда они приехали. — Мне всегда кажется, что мой телефон прослушивается на станции. Вот это письмо.
Он разгладил на столе листок дешевой линованной бумаги, испещренный каракулями явно малограмотного человека.
— Письмо было послано на мой старый адрес в Дилмуте, — сказал Кеннеди, — и оттуда переправлено мне сюда. Приложенная к письму вырезка — ваше объявление.
— Прекрасно! — воскликнула Гвенда. — Эта Лили, вы же видите, она не думает, что мой отец сделал это!
Гвенда буквально ликовала. Доктор Кеннеди обратил на нее свой добрый усталый взгляд.
— Это прекрасно, Гвенни, — мягко сказал он. — Надеюсь, так оно и есть. А теперь, я думаю, нам лучше поступить следующим образом. Я напишу ей ответ и попрошу приехать сюда в четверг. Сообщение поездом вполне хорошее. Сделав пересадку в Дилмуте, она прибудет сюда вскоре после четырех. Если вы оба тоже приедете сюда в это время, мы сможем все вместе побеседовать с ней.
— Отлично, — согласился Джайлс. Он взглянул на часы. — Поехали, Гвенда, нам надо торопиться. У нас назначена встреча с мистером Эффликом, а он, как сам изволил заметить, занятой человек.
— Эффлик? — Кеннеди нахмурился. — Ну конечно же! Эти ужасные здоровенные монстры цвета сливочного масла. Но имя Эффлик откуда-то мне знакомо.
— В связи с Элен, — подсказала Гвенда.
— Боже мой… не тот ли это самый парень?
— Да.
— Но он же ничтожный крысенок! И что, он преуспел?
— Не можете ли вы кое-что прояснить, сэр? — спросил Джайлс. — Вы разрушили какие-то отношения, возникшие у него с Элен. Вы поступили так из-за его… так сказать, социального статуса?
— Я весьмастаромоден, молодой человек, — сухо заявил доктор Кеннеди. — По современным понятиям, каждый человек так же хорош, как любой другой. Это справедливо, вне всяких сомнений. Но я все же придерживаюсь того мнения, что существует определенный социальный статус, который вы обретаете вместе с рождением, и я убежден, что необходимо всеми силами стремиться сохранить его. Кроме того, — добавил он, — я считаю, что тот парень — плохой человек. Что он и доказал.
— А что именно он сделал?
— Вот этого я теперь припомнить не могу. Но помню нашумевшую тогда другую историю — он пытался заработать деньги на выдаче какому-то лицу конфиденциальной информации, которой он располагал, работая у Фейна.
— Было ли увольнение из конторы серьезным ударом для него?
Кеннеди бросил на Джайлса быстрый взгляд и коротко ответил:
— Конечно.
— А никаких других поводов для неприязни к Эффлику у вас не было? Вы не находили его в какой-то степени странным?
— Уж если вы спросили об этом, я отвечу вам откровенно. Мне казалось, особенно после его увольнения, что в поведении Джекки Эффлика проявляются признаки неуравновешенности. А точнее — мании преследования. Но, судя по всему, это не помешало ему впоследствии вполне преуспеть в делах.
— А кто уволил его? Уолтер Фейн?
— Не имею понятия, настоял ли на этом именно Уолтер Фейн. Он был уволен конторой.
— И он утверждал, что из него сделали козла отпущения?
Кеннеди кивнул.
— Ясно… Ну, нам надо мчаться со скоростью ветра. До четверга, сэр.