– Ага. Не убей, и все такое. Но бабкиной свите закон не писан. Сказал, мол, бедняжка поперхнулась, и все поверили. Но я видел труп. У поперхнувшихся на шеях нет следов от пальцев. Так что не шурши особо. Иначе тоже поперхнешься.
Кроха сжала кулачки.
– И как вы это терпите? Позорище!
– Шла бы ты отсюда, – устало проворчал дозорный, но по проступившим желвакам и напряженному взгляду было понятно – укор задел его до глубины души. Пробил толстый панцирь напускного пофигизма и вонзился в мягкое любящее сердце. Арина прекрасно это чувствовала, потому что ломала защиту куда крепче.
– Пожалуйста. Я не справлюсь одна.
Макс пожал плечами.
– Вдвоем тоже не сдюжим. И втроем. И даже вчетвером. Против нас – десяток злобных чертей, которые не сомневаются и не колеблются. Они этого просто не умеют.
– В подвале сидит тот, кто раскидает их одной левой. Я знаю, о чем говорю – сама видела, на что он способен. Нужно лишь вытащить его из клетки.
– Я не одолею Отелло.
– Постарайся! Это очень важно. Для вас с Ритой – тоже.
Парень вздохнул.
– Это безумие.
– Да. И пусть! Безумцы меняют мир, пока нормальные хрюкают в сторонке.
– Угу. Разок уже поменяли. На тыщу лет вперед. Сиди теперь под сраным колпаком и слушай бабкины бредни.
– Не ошибаются только мертвецы. Это не повод ставить крест на себе и тех, кто тебе дорог!
– Иди домой. Мне пора на пост. И так задержался.
– Поможешь?
– Пока.
Девушка пнула гриб с ведро размером и вернулась во флигель. Рита стояла у окна спиной к вошедшей. Стояла неподвижно, как статуя, прижав руки к груди. Кроха замерла. Она не особо таилась, топала, как тролль, и с размаху хлопнула дверью. Незаметно прошмыгнуть на улицу – мол, меня тут и не было, не выйдет при всем желании. Придется говорить о том, о чем совсем не хочется. Хватит бегать и прятаться от любых, даже самых мизерных неприятностей. Раз уж решила покинуть зону комфорта, значит, надо бежать от нее как можно дальше, а не мяться у ворот или шастать вдоль забора.
– Привет, – робко сказала Арина.
– Привет, – равнодушно ответила соседка, и в комнате вновь повеяло холодом. На этот раз – не слабым, едва ощутимым, а замогильным – пронзающим до костей и стягивающим душу колючим инеем. – Вижу, кое у кого большие планы. Сперва подставила меня, теперь хочешь парня отбить.
– Что за ересь?!
– Я слышала, о чем вы болтали.
– Тогда должна понимать, что все это – ради твоего же блага!
– Правда? – плечо нервно дрогнуло. – А на расстрел отправила тоже для моего блага?
– Но ведь это было…
– Понарошку? – Рита хмыкнула. – Так ты знала?
Пленница опустила голову и зажмурилась. Естественно, не знала. Но Рита спрашивала не просто так. Не ради укора или праздного любопытства. От ответа целиком и полностью зависели остатки ее доверия. А от них зависел какой-никакой, но все же шанс на спасение. Если не убедить девушку примкнуть к сопротивлению, она в отместку сдаст заговорщицу. И тогда…
– Прости.
– Знала или нет? – мастерица повысила голос.
– Нет! Но кого бы выбрала ты?
Рита устало усмехнулась.
– Не надо оправдываться. Не на суде. Что-то я устала от всего… От смен по пятнадцать часов. От наказаний. От дурацких правил. От того, что не могу быть с любимым. От подлостей и предательства. От тебя. От себя.
Смуглянка медленно обернулась. У горла блеснули тяжелые клинки портняжных ножниц. Девушка держала кольца обеими руками, и ей вполне хватило бы сил перерезать себе глотку. Но самое страшное – в карих глазах не было ни слез, ни гнева, ни боли – лишь гнетущая пустота. Это были глаза человека, в душе которого угас огонь, и осталась лишь оболочка без целей, желаний и чувств. Глаза живого мертвеца. Пока еще живого.
Кроха хотела закричать, кинуться к ней, хоть как-нибудь остановить, но вместо этого надменно фыркнула.