Спящий океан (СИ)

По дороге домой она погрузилась в свои мысли, перебирая в памяти фразы из беседы с Одилией. Она даже и представить не могла, что такой мужчина как Франц-Ульрих мог бы обзавестись любовницей. Он казался Ровене воплощением ума, мудрости, сдержанности и воспитанности и в этом случае предпочел бы крепкие семейные узы мимолетным сомнительным развлечениям. Особенно она чувствовала укол своему женскому самолюбию, когда представляла вдову де Бриссак, эту яркую, экстравагантную даму, с выразительными привычками в поведении и манере себя преподать, свойственные французскому двору — все эти черты эффектно выделяли ее из массы сдержанных, сердобольных и довольно блеклых англичанок. Как она могла не заметить ее в парке, почему она оказалась столь слепа тогда?

Ровена рискнула сравнить себя с ней и поняла, что это абсолютно неблагодарное дело. Она не находила в себе ровно ничего, что могло бы сблизить ее с Луизой и ровно ничего, что могло бы тронуть холодную душу герцога фон Ламберга. Тем не менее его персона так ее заинтриговала, что не смотря на рассказ Одилии тайн не то что не убавилось, но и набралось еще более. Ровена чувствовала, что вряд ли сможет успокоить свой разбушевавшийся интерес, пока не найдет возможности сблизиться с ним.

Девушка вздохнула, прикрыла глаза, уже и так смыкавшиеся от усталости и от впечатлений прошедшего дня, она позволила себе унестись в мир грез, куда имела доступ только она сама, и там уже в красках воссоздать любую желанную ее сердцу картину.

4

В день церемонии служанка разбудила Ровену ни свет ни заря. Все атрибуты, призванные служить для красоты дамы, уже аккуратно покоились на трюмо. Когда с долгой процедурой одевания и причесывания было покончено, тетушка Элизабет пожелала отрепетировать еще раз церемонию представления. Она заставляла Ровену прохаживаться все снова и снова туда-сюда по гостиной, заставляла ее кланяться определенным образом, то и дело одергивая, поправляя и упрекая за огрехи. Ровена, уже начиная уставать, периодически наступала на длинный шлейф платья, что вводило тетушку в неописуемый ужас, заставляя ее без сил падать на софу. Мадам начинала нервничать, боясь, что вся церемония будет испорчена неуклюжестью ее племянницы.

В конце концов, раскрасневшаяся, чувствуя все муки неудобства от стягивающего талию корсета, тяжелой прически и тяжелого же платья Ровена взмолилась, чтобы ее пощадили и позволили немного отдохнуть перед выходом.

В это самое время в гостиную вошел граф, одетый в военную форму, выглаженную и вычищенную, словно новую. Он решил посмотреть, как поживают его дамы и, застав одну в нервных переживаниях, а другую — совершенно убитую усталостью, развел их в разные стороны гостиной. Мадам он предложил присесть у окна, позвав слугу поднести той освежающего лимонада, а свою дочь подвел к зеркалу и глядя вместе с ней на отражения, начал следующую речь:

— Крепитесь, дочь моя. Посмотрите, какая вы прекрасная! Посмотрите, какое на вас красивое платье, вы словно принцесса. Вам так к лицу кремовый цвет, жемчуг подчеркивает вашу молодость, шелк и атлас — самого высшего качества. Носите эти одеяния с гордостью и честью, ваша молодость и красота пусть будут вам порукой, ваша свежесть — ангелом хранителем. А на все остальное не обращайте внимания. Посмотрите на себя внимательней. Разве та, кого я вижу в зеркале может пошатнуть честь семьи? Я верю, что сегодня вами будет восхищаться вся Англия!

Ровена понимала о чем говорит ее отец. Действительно, ее бесподобный наряд, пошитый из лучшей ткани, призван был подчеркнуть все достоинства юности. В завитых волосах красовались нити жемчуга и цветы лилии. Никто бы не мог упрекнуть это создание в плохом вкусе или посмеяться над какой-нибудь деталью во внешности или гардеробе.

Ровена, глядя на себя в зеркало словно в тумане, не могла пока осознать всей глубины слов отца. Она думала о Луизе, уж ей то вовсе не нужны были столь пышные наряды и грандиозные прически, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Она зарделась.

— Вы думаете, я прекрасна только в этом наряде? Могла бы я понравиться кому-нибудь в своем повседневном образе?

Граф сверкнул глазами и повнимательней взглянул на свою дочь.

— Почему вдруг тебе в голову пришел этот вопрос? Уж не влюбилась ли ты часом?

Ровена вспыхнула, но тут же постаралась взять себя в руки и даже подняла свой взгляд на отца:

— Вовсе нет. Но меня столько раз упрекали в неуклюжести, нехватки женственности и хороших манер….даже на днях вы сокрушались по поводу того, кто согласился бы взять меня замуж…

Граф вздохнул и ответил:

— Дорогая моя, упреки должны были бы сослужить тебе хорошую службу, они делались во благо. Ты не должна обижаться на нас с тетей. Но постараться сделать так, чтобы тебя больше не упрекали, но, напротив, восхищались.

Мое “сокрушение” как ты говоришь, было истолковано тобой совершенно неправильно. Я не сокрушался, а рассуждал по поводу твоего характера.