Спящий мореплаватель

Сэмюель О’Рифи родился в крошечном селении Висконсина под названием Куба-Сити, там, где река Висконсин впадает в Миссисипи, недалеко от границ Айовы и Иллинойса. Там он провел первые десять лет своей жизни. Еще до того как нойги в школу, он выучился читать и понимать человеческое тело по старой «Анатомии» Грея. И он ощутил огромную силу музыки благодаря двум рабочим своего отца: высокому, розовощекому и белокурому голландцу и низенькому толстенькому негру, с которым голландец был неразлучен. Их союз (о котором поговаривали всякое) был прекрасен тем, что они, работая на рудниках, пели дуэтом удивительной красоты ₍ песни на языках, которых Сэмюель не понимал.

Дела отца, связанные с железной дорогой и железными рудниками, шли хорошо, и в 1881 году семья решила улучшить свое положение, переехав в Мэдисон.

Был построен домик на берегу озера Монона, на улице Моррисон, хотя никто уже не помнил, называлась ли она так с самого начала. Тот самый, хоть и немного изменившийся, домик, в который приедет Валерия спустя столько лет.

Сэмюель, никогда до того не видевший моря, так обрадовался озерам Монона и Мендота, словно это были Атлантический и Тихий океаны. Он научился рыбачить и полюбил опасное удовольствие от плавания под парусом, а вернее — наслаждение от преодоления опасности. Он научился любить тишину, но не всякую тишину, а тишину скованных льдом озер. Именно здесь он принял амбициозное решение о том, что хочет способствовать прогрессу человечества, и, более скромное, что станет врачом. Именно здесь, в этой тишине, он решил, что уедет в Чикаго, в Нортвестернский университет, поскольку в Мэдисоне все медлили с открытием медицинского факультета.

Когда в 1890 году он получил диплом врача, ему было двадцать три года. Рассказывали, что он был высоким, энергичным молодым человеком спортивного вида, не слишком привлекательным, если посмотреть, но в высшей степени привлекательным, если присмотреться получше. Его обаяние исходило из силы его характера, решимости, образованности, элегантности и уверенности, сквозящих в каждом его жесте. И это было объяснимо, недаром он происходил из весьма обеспеченной семьи, одной из наиболее уважаемых семей в Мэдисоне, Висконсин, обладал живым умом и, что еще важнее, умением общаться с людьми, харизмой, которая превращала его в центр всеобщего притяжения, где бы он ни оказался. Год или два он проработал врачом в Милуоки, в больнице в бедном районе. Когда началась война за Кубу, он пошел в армию военным врачом. Им двигал не патриотизм, который ему, человеку умному, всегда казался смешным, и не дух авантюризма, который, в общем, был ему присущ. Нечто более простое, или более сложное, подтолкнуло его к этому шагу: забавное совпадение названий — маленькой деревушки, где он родился, и далекого экзотического острова, о котором он ничего не знал и о котором никто никогда ему не рассказывал. И он уехал на юг по железной дороге из Цинциннати через Ноксвилл до Дороги Слез в Чаттануге, пересекая бескрайние равнины и нескончаемые леса, мимо высоких гор и величественных пейзажей, которые все же пробудили в нем национальную гордость. А еще в этом же поезде он познакомился с Шервудом Андерсоном. И уже вместе друзья сели в Бей-Каунти на корабль до Сантьяго-де-Куба.

С первых же дней Сэмюель О’Рифи был очарован этим знойным островом с необычными домами, на крошечные балконы которых выходили, как без устали повторял Андерсон, прекрасные смуглые женщины, и махали им руками, и улыбались так, словно вся их жизнь была в этих приветственных взмахах и улыбках. Там доктор обосновался и сделал себе имя. Там, на одном из пляжей к западу от Гаваны, он построил дом из дерева, привезенного из лесов Орегона. Там он случайно обзавелся кубинской семьей. У него родилась дочь-мулатка, которую ее мать, негритянка из Альто-Сонго, чудом оказавшаяся на жизненном пути доктора, решила назвать Висента де Пауль.

Каждый год он ездил в Мэдисон, потому что есть люди, которым пейзажи нужны так же, как воспоминания. И эти люди настолько щепетильны или экстравагантны, что им нужно учиться умирать там, где они научились жить.

И вот весной 1954 года доктор О’Рифи, которому тогда исполнилось славных восемьдесят семь лет, читал при помощи лупы роман. Действие романа разворачивалось в Венеции, но, в отличие от книги Томаса Манна, он разочаровывал его и вгонял в тоску. Вдруг он услышал грохот, словно раскат грома, сопровождаемый обычным в таких случаях сотрясением воздуха.

Он оставил книгу на тумбочке, осторожно заложив страницу лупой.

Вышел в Моррисон-парк. В саду он поднял руки, бодро потянулся и вдохнул запах ясеней. Белка перепрыгнула с дерева на дерево. Он увидел, что в соседнем парке мальчишки играют в баскетбол, и ему захотелось побегать с ними. Трава была еще мокрой от росы. Было десять часов утра, когда он сделал первые несколько шагов по озеру, походившему на огромное зеркало, в котором отражалось весеннее солнце.