– То, чему вы стали невольными свидетелями, было… весьма неожиданно и многое изменило… во мне… Надеюсь, вы простите мне эту маленькую слабость… В остальном же не изменилось, увы, ничего. Над всеми нами по-прежнему нависает огромная опасность, и только мы способны ей противостоять. Что бы ни произошло между мной и майором, он выполнит свой долг – так же, как и я… И если нам не суждено будет, – губы Хранительницы предательски дрогнули, но, взяв себя в руки она сдержалась («Молодец, баба» – одобрительно подумал генерал), – быть вместе, это не изменит ничего в наших планах… – Она замолчала. Мужчины видели, сколь нелегко далась ей последняя фраза.
Заговорил генерал, также постаравшийся, насколько это было возможно, чтобы его голос звучал по-отечески мягко:
– Сударыня, я ни в чем вас, поверьте, не упрекаю… Тем более что вы и сами все прекрасно понимаете. Ваш – уж извините, что я так фамильярно, – Саша прежде всего офицер. По крайней мере нас с ним так воспитывали – долг, интересы Родины прежде всего… ну и тому подобное… Хотя я не об этом… Вот всегда говорили, что война не женское дело, что воевать – удел сильных мужчин… А я вот как думаю: женщинам на войне, конечно, не место, однако ждать и хоронить своих мужей да сыновей гораздо труднее, чем воевать… Вот такая у меня философия относительно женщин на войне… Впрочем, извините, боюсь, вы меня так и не поняли – старею, говорю сам не знаю что… – Юрий Сергеевич помолчал несколько секунд и тихонько сказал: – Мне Сашка ваш как сын… Не хотел я ту, кого он выберет, его из боя заставлять ждать – понимаете теперь, о чем я? А впрочем, ладно… – Он устало махнул рукой. – Если и не поняли, значит, к лучшему. Многие знания, как известно… – И добавил без паузы: – Ты кого с собой возьмешь, майор?
* * *
– Такая вот научно-фантастическая сказочка, мужики… – закончил Московенко краткий пересказ всего того, о чем сам недавно узнал от Хранительницы. И, оглядев своих сосредоточенно (это еще мягко сказано) молчащих бойцов, добавил: – О наличии вопросов не спрашиваю, так как ответить на них все равно не смогу. А в остальном я, как видите, оказался, к сожалению, прав – нам предстоит ни много ни мало спасти весь мир… – Он помолчал, задумчиво глядя через окно в вечереющее небо и думая о чем-то своем (скорее о ком-то), и сказал: – По традиции спрашиваю: желающие смотаться в Космос есть?
– Дурной вопрос, командир! – подал голос доселе молчавший (что уже само по себе было весьма фантастичным) Окунь. – Тут и думать нечего – все пойдем. Такое пропустить – это ж чистое здоровье, а не боевая акция. Я, например, давно мечтал из какого-нибудь гуманоида-энлонавта кишки выпустить – посмотреть, типа, какого цвета у него потроха. Надоело мне, может, себе подобных убивать – хочется чего-нибудь новенького. Мы, маньяки, такие… Или как, пацаны?
– Точно, – поддержал друга прапорщик Санжев, – пора нам на инопланетную арену выходить. Мочить, так сказать, врага в его собственном космическом сортире. Они мне еще за динозавров ответят!
Московенко усмехнулся: если начались шуточки, значит, первый шок от услышанного уже позади:
– Ты еще за Атлантиду не забудь расплатиться…
– Во, спасибочки, что напомнили. Как, вы сказали, они называются? Гомо… Гомосеки? Вот по имени и расплата их ждет. Как говорится, назвался гомосеком – становись в позу…
Спецназовцы дружно заржали. Не удержался даже майор – подобное переиначивание названия расы Завоевателей не приходило ему в голову.
– Ладно, мужики, кончай базар. Так что – все добровольцы?
– Ага… – пробасил из угла комнаты подпирающий стену Монгол. – Ополченцы и извращенцы. А также граждане алкоголики, тунеядцы и дебоширы. Меня возьмите. – Он скорчил уморительную рожу и заныл неожиданно писклявым голосом: – Ну возьмите, дяденька, я вам пригожусь. Это ничего, что я сидеть не могу и хромаю сильно – зато я умный, красивый и всеми почитаемый исполин. Я вам в обузу не буду, честное слово… Ну, разве только самую малость…
– Я серьезно. – Московенко дал понять, что уже не шутит. – Кроме меня пойдут четверо – Окунь, Анаболик, Нос и Глаз. Остальные останутся здесь.
– Ну, здрасте… – возмущенно выдохнул Лего. – Я только в тылу не отсиживался. Обижаете, товарищ майор…
– Не обижаю. И не в тылу – если ты внимательно меня слушал, то должен был запомнить, что я сказал: как только мы уйдем на станцию, Город станет практически беззащитным. А на фрицев я особо не надеюсь. Если что случится, вся надежда будет только на вас. Не защитите Город – погибнем все. Ясно?
– Ну, это другое дело – так бы и сказали, что мы в боевом прикрытии работать будем! Это завсегда пожалуйста. А Обирочка с нами останется?
Майор, прекрасно понимая, что слухи о нем и об Обире – с легкой руки вездесущего Окуня, надо полагать, – уже дошли до чутких спецназовских ушей и его беззлобно «подкалывают», сделал вид, что не понял намека: