Спящий агент

– Вас наверняка мучает жажда. – Не дожидаясь ответа и не оборачиваясь, человек в штатском крикнул в пространство: – Старшина! Чай на двоих.

Он неторопливо прошел на место майора, сел на стул и с улыбкой покачался – а вдруг не выдержит? В холодном свете ламп его гладко зачесанные темные волосы с пробором блестели как набриолиненные.

Молодой милиционер принес два стакана горячего чая и тарелку с печеньем. На каждом печенье красовалась рельефная надпись «Привет». Вот уж воистину. Привет. Привет всей твоей жизни, Леннарт.

– Угощайтесь.

– Спасибо.

Леннарт взял стакан с чаем. Последнее, что он пил, – «Камю» несколько часов назад. Он представил вкус коньяка, и его затошнило.

– Мы получили результаты анализа крови, – сказал человек в костюме и огорченно покачал головой. – Ничего утешительного. Полтора промилле. Майор, я думаю, успел объяснить, что ваше положение крайне… скажем так, серьезно.

Леннарт подобрался и постарался сосредоточиться. Все это было сказано настолько доброжелательно, что ему на секунду показалось – может, и вправду есть выход?

– Я, разумеется, могу позвонить в шведское посольство и попросить кого-то приехать… – «костюм» сделал паузу. – Но мне кажется… короче, если у вас хватит терпения выслушать мое предложение, возможно, вы и сами этого не захотите.

Он внимательно посмотрел на Леннарта.

Светлые, почти прозрачные глаза, идеальный пробор.

Лучше молчать… может, как-то удастся спасти положение. Каким-то неудачным словом можно все испортить.

Леннарт прекрасно сознавал, насколько наивна его надежда. Превышение скорости в Москве легко решалось несколькими долларами. Но то, что произошло, – вряд ли. Хотя в глубине души Леннарт был убежден: он ехал так медленно, что вряд ли мог нанести этому неизвестному пешеходу серьезную травму.

– Есть одна возможность… – неторопливо сказал человек с пробором. – Советское государство, разумеется, позаботится о пострадавшем. А в случае смертельного исхода – о его семье. И прокурор, в свою очередь, вправе отказаться от обвинения, если со стороны пострадавшего не поступит заявления.

Это прозвучало настолько обнадеживающе, что Леннарт чуть не расплакался.

– Из этого вытекает, что у нас нет необходимости информировать шведское дипломатическое представительство, – человек с пробором достал сигарету «Мальборо». – Мало того, могу добавить, что Министерство иностранных дел не станет чинить препятствий выезду вашей невесты на постоянное место жительства в Швецию.

Так и не назвавший себя спаситель сделал паузу, давая Леннарту время переварить ошеломляющую информацию. Неторопливо закурил и выпустил облачко сладковатого калифорнийского дымка.

– Det finns någonting ni kan göra för mig[3], – произнес он и протянул Леннарту пачку.

Леннарт остолбенел. Не показалось ли? Собеседник обратился к нему по-шведски, хотя и с характерным русским акцентом.

И вкратце объяснил, что именно мог бы сделать для него Леннарт.

Леннарт внимательно выслушал. Когда его спаситель ушел, он некоторое время сидел без движения.

Само собой. Все имеет свою цену. Почему русские должны быть исключением?

Том

Карлавеген, центр Стокгольма, январь 2014

Том Бликсен осушил бокал с вином до последней капли, преувеличенно лихо поставил его на стол и только тут заметил, что Ребекка на него смотрит как-то необычно.

Не так, как всегда.

Печально.

Как будто они не ужинать закончили, а посмотрели грустный фильм, завершившийся гибелью главного героя.

Посмотрела и тут же отвела глаза. Уставилась на горящую у прибора чайную свечу.

– Что с тобой?

Она покачала головой.

– Нет-нет… все в порядке. Спасибо… Картофельные цеппелины с мясом… вино. Не помню, когда в последний раз ела цеппелины. Бабушка их делала. Знала, что я их обожаю.

– И я знаю. Ты рассказывала.

Ребекка посмотрела в окно. Семь часов вечера, а на дворе – черная январская ночь. Настолько черная, что пламя свечей отражается в окнах как в зеркале. Не глядя на Тома, она машинально ощупывала края тарелки, будто искала, нет ли где скола. И лоб сморщен, будто пытается решить в уме сложное алгебраическое уравнение. А потом подняла на него полные слез глаза:

– Помню… вообще-то помню. Последний раз я их ела, когда папа умер.

– Я не знал.

Ребекка вытерла слезу тыльной стороной ладони.

Том перегнулся через стол и взял ее руку в свою. Рука совершенно ледяная.

– И сейчас вспомнила? Ни за что не стал бы их делать, если бы знал…

Она медленно покачала головой.

– Нет… не в этом дело.

– А в чем?

– Ты такой трогательный… приготовил для меня цеппелины.

Сказала и замолчала.

– Вообще-то насчет «приготовил» – явное преувеличение, – признался Том. – Купил на Эстермальмском рынке.

Она даже не улыбнулась. Слезы катились ручьем.

Том сел рядом и положил руки ей на плечи.

– Что с тобой?

Она всхлипывала и вздрагивала всем телом.

– Ты такой… трогательный, такой заботливый.

Он обнял ее за плечи, привлек к себе, поцеловал в шею. Наверное, так и нужно действовать, но уверенности не было. Не похоже на Ребекку.

Что-то вывело ее из равновесия.

И это «что-то» – наверняка не цеппелины.