— Позвонил вчера сестре, — болтал профессор, пока брал кровь у оживших трупов. — Говорю, забирай своего сынка, он совсем с катушек съехал. Представляете, что отвечает? Говорит, мне он не нужен. Разберись с ним сам. А у нее уже, конечно, другая семья, новые дети. И позор, в лице старшего сына, она видеть не хочет. А куда я его дену? Пришлось отправить в город, якобы по поручению. Не хватало, чтоб он помешал закончить эксперимент… Хотя чего я вам рассказываю?! Вам, конечно же, все равно. Вы же лишь трупы. Спящие, которым все равно. Да и вообще…
— Филипп, — перебила Вика. — А вы не боитесь, что мы вас убьем, или в заложники возьмем? Ваш племянничек вчера так неожиданно поделился, что вы здесь один…
— Я? — профессор внимательно посмотрел на девушку. — Один?! Вы ни капли не правы! А отсюда спящие никогда и ни при каких обстоятельствах не выберутся. Были и до вас, такие же мертвые да дерзкие. Вы меня понимаете? Осознаете, о чем я вам говорю? Может из научного персонала я здесь и один, а вот охраны здесь хватает! Так о чем я?
— А что за эксперимент? — у Руслана появилось плохое предчувствие.
— Эксперимент… — повторил профессор, он взял у всех кровь и присел за стол, где подмешивал ее в какую-то жидкость и наблюдал, как меняется цвет. — Когда начались первые возвращения, я выявил некоторую закономерность, на основе которой составил классификацию. Вы ее должны были изучать. Хотя… чего я вам рассказываю?! Будто знаете о чем речь?!
Несколько минут он молчал, после, когда уже никто не ждал, продолжил:
— Оказывается, что спящий спящему рознь. Понимаете, о чем я говорю? Не все спящие разлагаются. Тоже, надеюсь, понимаете? Вы, конечно же, хороший тому например. Я бы даже сказал вы отличный тому пример. А большинство оживает, но в процессе существования начинает разлагаться. Понимаете? Мозг постепенно теряет нейронные связи и спящий глупеет, можно сказать, на глазах. В итоге превращается во что-то тупее насекомого, а потом, конечно, и вовсе теряет даже подобие инстинктов. Понимаете что такое инстинкты? Успеваете следить за мыслью? В итоге он превращается в нечто напоминающее оживший… стул, например. Понимаете да? Или слишком тяжело? Собственно мне все равно. Смысл в другом… Как вы знаете, они, конечно же, зовутся «браком» и…
— Знаем мы эту классификацию, — сказал Руслан. — В спецхране работали!
Но Филипп даже не старался слушать и продолжал:
— …по сути, никому не нужны. — Встал, прошел к похожему на огромный тостер, аппарату, куда вставил пробирки с кровью спящих. — Но некоторые индивидуумы являются кое-чем абсолютно иным. Понимаете? Их мышцы не отвердевают, кровь желеобразная, а тело не подвержено разложению в связи с огромным количеством неорганических соединений, которые попали в организм при жизни. Можно сказать, они себя забальзамировали. Это великое достижение! Оно непроизвольное, но великое по своей сути. Вы же… вообще кое-что уникальное! У вас даже кровь не сворачивается! У меня на этот счет есть кое-какие теории, но вы вряд ли способны их понять!
— Ну конечно! — буркнула Алиса. — Слонов в цирке учат, а мы понять не способны…
— Двадцать первый век в будущем назовут веком биологии, — продолжал хозяин лаборатории. — Много он нам еще открытий принесет. Очень-очень много!
— Зачем вы нам это рассказывает? — снисходительно улыбнулся Руслан.
Филипп посмотрел на него, будто впервые увидел.
— Зачем рассказываю? — призадумался профессор. — Да кто его знает! Просто болтаю, о том, что волнует.
— Раз болтаете, тогда расскажите, почему мозг оживает? — попросила Вика. — Меня волнует вопрос, что я такого в жизни сделала, что даже умереть нормально не смогла! Что мы вообще такое и… — и намного тише добавила. — Есть ли у нас шансы вернуться к нормальной жизни?
— Шансы к нормальной жизни?! — посмотрел на нее Филипп. — Не смешите. А вот насчет того, что вы сделали… А что вы могли-то? Разве вы кем-то были, чтобы чего-нибудь сделать? — хозяин кабинета уперся взглядом в потолок. — Спящие это, конечно же, лишь первая волна. Лет через двадцать мир содрогнется от массового рака мозга и тогда не избежать войны с востоком… Когда Европа будет пустеть и начнется арабская весна.
— Не радужные у вас перспективы, — Вику не сильно интересовало, что там будет лет через двадцать, да еще и в Европе. — А мозг-то отчего оживает?
— Излучение, — сказал профессор таким тоном, будто в сто третий раз объяснял правило сложения второкласснику. — А чего тут непонятного? Но вам-то оно, естественно, откуда знать… Мы окружили себя высокотехнологичными приборами с безопасным спектром излучения и думаем, что так и надо. Понимаете? Вы всерьез верите, что оно безопасно?
— И что теперь отказаться от всех достижений человечества? — поинтересовалась Вика. — Скатиться в каменный век и охотиться на мамонтов?
— А тебе ли не все равно? — вяло поинтересовалась Алиса.
— Ничего вы не поняли, — махнул рукой Филипп. — Собственно, а чего я хотел?! Я, конечно же, не предлагаю отказываться от достижений прогресса! Просто… если мы меняем мир, чего ж тогда удивляемся, его закономерному изменению?