Выглядел учёный и впрямь как-то не очень. Когда довольно молодой, лет сорока, но уже абсолютно седой доктор привёл их в палату Синицына, то оперативники увидели, что учёный сидит на полу в углу, между тумбочкой и кроватью, и отчаянно грызёт ногти, чуть ли не засовывая при этом половину ладони себе в горло.
— Игорь Леонидович, — осторожно обратился к нему Нифонтов. — Здравствуйте! Мы сотрудники Главного следственного управления МВД России. Мы хотим задать вам несколько вопросов.
— Ничего не было, ничего не было, — забормотал себе под нос Синицын. — Лёша исчез много лет назад, и его никто не видел. Я тоже не видел, я ничего не знаю.
Он попытался сдёрнуть с кровати одеяло, чтобы отгородиться им от незваных гостей, но то почему-то не поддалось, и Синицын остался сидеть на полу, по-детски закрыв лицо руками. Нифонтов был уверен, что учёный при этом еще и крепко зажмурился, спрятавшись так, как это делают дошкольники. Типа: я никого не вижу, а значит, и меня самого нет.
— Лёши нет, Лёша глубоко, и его много лет никто не видел, — продолжал повторять Синицын, и хотя руки на лице заглушали его слова, слышно было достаточно отчетливо.
— Ну и вот так практически постоянно, — вздохнул доктор. Он говорил негромко, стараясь, чтобы его слова не долетали до ушей беспокойного пациента. — Сегодня будем обсуждать на планёрке, возможно, придётся переходить к более серьёзному медикаментозному вмешательству.
— То есть само собой это состояние точно не пройдёт? — так же тихо уточнила Женька, внимательно разглядывающая спрятавшегося в углу Синицына.
— Боюсь, что нет, — снова вздохнул доктор. Он потёр переносицу движением, типичным для людей, которые постоянно носят очки, а затем ответил, видимо, подбирая более простые слова для посетителей без медицинского образования. — Видите ли, клиническая картина, которую мы с коллегами наблюдаем, характерна для человека, пережившего большой стресс. Подобного рода реакции демонстрируют, как правило, люди, вернувшиеся из зоны боевых действий. Вот эти обрывчатые воспоминания, перескакивание с темы на тему… Но всё равно все рассказы пациента укладываются в какую-то логику из его прошлого. Здесь же миллион вопросов и ни одного ответа. Сотрудники скорой говорили о каких-то замученных девушках, теперь же пациент при упоминании этой темы впадает в истерику. Лёша, про которого он говорит… Я понял только то, что это какой-то его друг детства, но что именно произошло с этим Лёшей…
— Может быть, Лёша — это кто-то из коллег? — поинтересовался Дорохов, но сделал это недостаточно тихо.
— Лёши нет! — забился в истерике Синицын, схватившись руками за край кровати и начиная опасно её раскачивать. — Лёши нет! Я точно знаю! Он не мог появиться!
Доктор стремительно нажал какую-то кнопку на стене и начал вежливо, но настойчиво подталкивать посетителей к выходу.
— Посещение закончено! Вы сейчас всё равно от него ничего не добьётесь! — Доктор широко расставил руки, как будто защищая пациента от оперативников, и параллельно скомандовал вбежавшей в палату медсестре: — Два кубика успокоительного, внутривенно!
Вытеснив посетителей в коридор, психиатр обернулся на боровшуюся с Синицыным медсестру и крикнул куда-то в глубь отделения:
— Двух санитаров, срочно! — Затем обратился к оперативникам: — А вам придется подождать меня здесь!
Врач стремительно вернулся в палату, и посетители остались ждать в коридоре. Женька заглянула через небольшое окошко на двери внутрь палаты, а затем тихо пробормотала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Уж лучше просто с проломленным черепом оказаться, чем с такой протекающей крышей!
— Сплюнь! — отмахнулся от неё Нифонтов. — И так и так плохо!
— Ну не скажи, — возразила ему Мезенцева. — Мне бы как-то не очень хотелось вот так в углу сидеть и ногти грызть, а санитары при каждом удобном случае в меня иголками тычут. Уж лучше быстро и просто, раз — и всё!
Лечащий врач вышел в коридор буквально через пару минут, но добавить к уже сказанному ему оказалось особенно нечего.
— Вы сами всё видите, — развёл он руками. — Полнейшая нестабильность реакций пациента на внешние раздражители. С ним пока просто невозможно вести конструктивный диалог, и я вообще сомневаюсь, что он осознает реальность, в которой находится.
— Понятно, что ничего не понятно, — пробурчал Нифонтов. Визит к Синицыну не внес никакой ясности в происходящие события, и Николай расстроился, что они просто зря потратили время.
— Доктор, а можно вопрос? — подал голос молчавший до этого Дорохов. — Чисто теоретически. Есть человек, который днем вёл себя абсолютно адекватно, а ночью вызвал скорую и оказался у вас в отделении. Что могло послужить спусковым крючком для такого резкого изменения психического состояния?
— Испуг, — практически без промедления ответил доктор. — Очень сильный испуг! Причем на каком-то глубинном, подсознательном уровне. Я бы предположил испуг за родных или за свою жизнь. Что-то подобное...
— Спасибо, — опередил открывшего рот для благодарности Дорохова Николай. — Это уже кое-что. Вы нам очень помогли, доктор!