Спящие секреты

— Молодой человек! — оторвал Данилу от размышлений недовольный и немного визгливый голос из окошечка. — Что вы хотели?

— Здравствуйте, — торопливо отозвался юноша, до этого уже несколько раз безрезультатно пытавшийся вызвать дежурного аптекаря. — Анальгин, две упаковки. Нет! Лучше три!

— Всё? — недовольства в голосе прибавилось. — Оплата картой? Прикладывайте!

Окошко захлопнулось, приглушая шум шагов ночного провизора. Эту аптекаршу Данила раньше не видел. Обычно по ночам работали либо Настя, либо её сменщица Татьяна Григорьевна.

Татьяна Григорьевна наверняка страдала старческой бессонницей, поэтому легко переносила необходимость бодрствовать. Иногда в тёплые ночи она вообще дежурила не внутри аптеки, а на стульчике возле открытого окошка входной двери. Несколько раз Данила замечал в руках у женщины пяльцы, но традиционным занятием женщины было вязание.

Как-то юноша даже набрался смелости пошутить, что, возможно, аптекарша создаёт изделия под заказ, и он не отказался бы от новой шапки. Это был единственный раз, когда он увидел женщину хохочущей, причём настолько искренне, что можно было только позавидовать.

— Какие заказы, — кое-как отсмеявшись, объяснила своё занятие Татьяна Григорьевна. — У меня три внука подрастают, а мне вот удовольствие им варежки да шарфы вязать. Может, когда и вспомнят бабушку добрым словом.

Татьяна Григорьевна в классификации Данилы проходила по категории «нормальная добрая тётка». К делу аптекарша относилась принципиально и ни разу не продала юноше рецептурные препараты без соответствующей бумажки, но зато всегда советовала какие-либо аналоги. Впрочем, в некоторых видах лекарственных средств Данила и сам уже разбирался не хуже иного провизора, особенно в том, что касалось болеутоляющего и снотворного.

— Ваш анальгин, молодой человек! — снова растворилось окошечко. — Что-то ещё?

— Извините, — Даня набрался храбрости и даже сделал маленький шажок ближе к входу. — А здесь сегодня девушка должна была работать... Настя... Где она?

— На больничном. — Теплоты в голосе провизорши не добавилось, вместо неё там бушевали нетерпение и какая-то истеричность. — Простыла, наверное. У вас всё, молодой человек?

— Да, извините, — отступил Даниил и тихо про себя выругался.

Хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах. Или не бога, а богиню? Впрочем, сейчас это не очень принципиально.

«Никогда не думал, что работники аптеки тоже болеют».

Усмешка получилась горькой, а шутка плоской. Даниилу очень хотелось кому-нибудь выговориться, но у судьбы имелись свои планы. Понятное дело, что Насте он не смог бы рассказать и половины от происходящего, но всё равно ему казалось, что так было бы гораздо лучше, чем одиноко ходить по улицам ночного города.

Даниил чувствовал, что безумно устал держать в себе эту тайну. С одной стороны, осознание какой-то избранности, самого факта, что ты не такой, как все, помогало преодолевать любые трудности и препятствия, так часто возникающие на пути мальчика и подростка.

А с другой... Тридцать лет. Друзей нет, любимую не нашёл, а из семьи лишь Санька да старая бабка...

Самое интересное, что первый раз Данька оказался в чужом сне абсолютно случайно. Причём, что характерно, не чьём-то ещё, а именно в бабкином. Накануне днём он залез в буфет и незаметно для себя съел все шоколадные конфеты, закупленные женщиной к празднику Щедреца. Даниил отчётливо помнил, как всю неделю до этого ходил за бабулей и клянчил хотя бы одну штучку, а заодно удивлялся, почему она называет Новый год абсолютно непроизносимым словом.

— Научись терпеть и ждать, охламон! — грозила ему бабка длинным старческим пальцем. — Во взрослой жизни это умение тебе ой как пригодится. Щедрец придёт, тогда и сладкого поешь. Вон Санька, наверное, тоже хочет, но не канючит же.

Саньке в тот момент едва исполнилось два года, и она вообще не признавала другой еды, кроме молока и овсяного печенья, но старуху подобные мелочи не смущали.

— Бабуля, ну так Новый год же! — продолжал выпрашивать шоколадное лакомство Данька, но этот аргумент и вовсе оказался провальным.

— Тьфу на тебя, малахольный, — выругалась бабка. — Напридумывали всякой ереси, истоки свои хоронить пытаетесь! Боги ушли, но земля помнит все ваши глупости и непременно напомнит их кому следует! Время придёт!

Если бы эту картину увидел кто-то посторонний, то наверняка испугался бы за мальчика, перед которым потрясала сжатыми кулаками абсолютно седая старуха с безумно горящими глазами. Однако сам Даниил даже не собирался пугаться. Он точно знал, что бабушка не желает ему зла и никогда не причинит боли, по крайней мере, просто так.

Потомственная ведьма Мария Васильевна разменяла на этом свете не одну сотню лет, но вряд ли любила сейчас кого-то больше, чем Саньку и Даньку.