Спящие красавицы

Майер кружит вокруг кресла:

– Я уже в вихре танца, я подхватил вас, Аделаида…

Переводчица Аделаиды синхронно отвечает:

– Хольт, а что скажет фрау Майер?

– Она разрешила, чтобы у Вас нечаянно и немножко кружилась голова!

– Как мило с ее стороны. Мне славно и грустно сейчас. Ведь наш роман идет к концу.

Пауза. Переводчице надо чуть внимательнее вслушаться в то, что говорит телепатически ей сейчас Аделаида. Похоже что-то небанальное.

– О, как жарко полыхает мой разум! – переводит переводчица.

Уточняет для Хильды:

– Она сказала, что ее мозг воспален.

Хильда говорит Майеру по-немецки:

– Она говорит, что в ее мозговых клетках возможны злокачественные образования, дающие невыносимый жар ее голове.

– О, да! – отвечает Майер. – Мы обязательно назначим высокоточные томографические процедуры ее черепу…

20. Харассмент

Старшина и Леха Богатырев метут двор. Во двор въезжают машины, из них показываются европейские дамы-чиновницы разных возрастов. Дамы, оживленно, разговаривая, проходят мимо. Некоторые щелкают фотоаппаратами. Старшина ладошкой навевает к своему носу гипотетический запах парфюма.

– Эх, жизнь… Не жизнь, а говно. Ну почему мне нельзя приближаться к женскому полу?

Леха отвечает:

– Приблизимся, не бойся, наш час впереди…

Старшина предается горьким армейским воспоминаниям:

– Сапогами, Леха… Всей ротой метелили…

– Хорошего старшину солдаты трогать не будет. Значит, херовый ты был старшина. Правильно теть Люба говорит.

Старшина, пропустив мимо ушей замечание корефана, продолжает вспоминать:

– Как жив остался, не понимаю. Три недели в коме – это тебе не шутки. Вот после этого все и начиналось. Приближусь – бац: короткое замыкание.

Одна миловидная блондинка споткнулась, сломала каблук.

Старшина с готовностью бросается на помощь – порывисто поднимает даму на руки и несет.

На него уже находит кураж:

– Краса моя, хорошая… Да я тебя хоть в небо сейчас унесу.

Все разевают рты.

– Эй, куда вы меня несете? – уточняет дама. – Господи, какой навязчивый русский вопрос! Это харассмент?

– В небо несу! К звездам! К солнцу!

– Зачем? Я не космонавт. Это харассмент?

– Это неважно!

– А мой туфель? Это харассмент?

– И туфель возьмем, красавица! Туфель тоже харассмент!

Леха растерянно несет за ними туфель.

Все испуганно кричат:

– Эй, не туда! Вот дверь! Это харассмент?

И тут Старшину начинает глючить уже конкретно. Глаза его затуманиваются бешенством, он ревет:

– Ротабля! Подъем!

Дама, вырвавшись, убегает. Несется озверелый голос Старшины:

– Ротабля!

Леха подбегает, чтобы привести друга в чувство. Но получает отменный удар в челюсть.

– Ассильбеков, чмо! Ща запидарасю! Подъем, я сказал!

Леха наконец ловко подсекает Старшину, тот валится на землю. Леха вскарабкивается на друга и колотит его головой о землю.

Старшина стихает и садится; он пришел в себя. Сконфуженные друзья поднимаются и молча бредут в хозпомещение.

В «дворницкой» Леха подставляет лицо под струю воды, потом утирает.

Старшина виноватится:

– Лех, ну извини, брат.

Леха трясет головой:

– Чисто контузило… Ухо не слышит реально…Хорошего старшину солдаты не тронут. Херовый ты был старшина, значит.

– Херовый… Это ты мне говоришь? Лучшему другу, Леха? Да я три недели в коме… чуть не катанул, а? Всей ротой меня метелили… Все отбили, твари позорные…

Он обиженно закуривает.

21. Добрый ужастик: хор зомбарей

Не прошло и недели – снова делегация.

В последнее время зачастили в Клинику европейские представители гуманитарного толка. А все почему? А потому что нет нигде больше в мире хора зомби, вот почему!

Холл пересекают профессор Майер, Хильда, гендиректор Любовь Семеновна в окружении делегации гуманитариев.

Хильда переводит слова Майера на английский:

– Наши зомби – это самая первая партия людей, впавших в летаргический сон четыре года назад. Они так и не проснулись в целом, но обрели дар худо-бедно двигаться и издавать кой-какие звуки, а некоторые даже контактировать с окружающим миром…

Любовь Семеновна подхватывает, торжественно поднимая палец вверх:

– Но! Внимание: но! Даже уподобившись инфернальным чудищам, люди остаются людьми. Сюда, пожалуйста. Они не теряют свой духовный облик и стремятся к прекрасному. А теперь сюда.

Она открывает двери в небольшой концертный зал. Гости рассаживаются, занавес расползается и глазам предстает хор из 15–20 человек с открытыми, но потусторонними бессмысленными глазами. В хоре выделяются педагог-организатор Зоя Борисовна и вездесущая Лиза (ридикюль рябинового цвета) с братом Семеном. Оба в бейсболках.

Хормейстер делает знак рукой и певчие начинает выводить какие-то странные рулады.

Во втором ряду в зале – коляски Валерии, Риты, Аделаиды. Также в зале Старшина и Леха Богатырев. Любовь Семеновна оборачивается и украдкой показывает парням кулак.

Первая дама внимательно вслушивается:

– О чем они так трогательно поют, профессор?

– Какое удивительное видение саунда у хормейстера! – подхватывает беседу вторая дама.

Хильда переводит:

– Хормейстер сам глухонемой, к тому же крупный концептуалист-авангардист. Его имя знает вся Дания.

Лиза всполошилась на сцене:

– Ой, Семен падает!