Спящие Дубравы

Белисинда, милостью Р’Мяфа герцогиня Ай-Ту-Доррская, в окружении избранных царедворцев ожидала нас в парадной зале. Давненько я не видел настолько… крупномасштабную, что ли? — даму. «А скорее всего, и вовсе не видел», — подумалось мне при повторном взгляде на эту гору дрябловатой плоти, весьма умело задрапированную блестящим струящимся фиолетовым шелком и двумя-тремя кило драгоценностей. Картину дополняли пучок весьма жидких, да к тому же явно крашеных волос и с трудом различимые на фоне холмов носа, щек и век бесцветные глазки.

Почтенная вдовушка восседала в мягком кресле, ножки и подлокотники которого были вырезаны из слоновой кости в виде кошачьих лап, — местным троном, если я все правильно понял. Вокруг нее — на атласных, парчовых, шелковых и муаровых подушках, а то и прямо на мозаичном полу — лежало, зевало, вылизывалось и прогуливалось кошачье… стадо. Естественно, невообразимых размеров зверюга устроилась на коленях Белисинды. Дочка или племянница знаменитого Мяучина, не иначе. Возможно, у меня пошаливало воображение, но, казалось, герцогиня запустила в кошачью шерсть руки по самые запястья, точно в живую муфту. В глазах обеих — и хозяйки, и любимицы — застыла привычная важность и такая же привычная скука.

— Ваша Светлость! — провозгласил верховный жрец, когда за нашими спинами сомкнулись золотые двери. — Позвольте представить Вам нового Лапоположенного, Благословенного Избранника Р’Мяфа, Римбольда и его друзей. Они путешественники, лишь сегодня пересекшие границы Ай-Ту-Дорра.

Мы поклонились, слегка опустила свои четыре подбородка и герцогиня.

— Добро пожаловать, — устало произнесла она. — Друзья Лапоположенного — желанные гости в моем доме. Знаешь ли ты, Избранник, что для тебя означает Лапоположение?

— Ну, — важно начал Римбольд, подбоченясь и выставив вперед ногу, — я полагаю, что это — почетная должность…

— Не совсем. Это значит, что ты, являясь сегодня гласом Р’Мяфа, можешь до заката солнца попросить меня о чем угодно, и я обязуюсь выполнить эту просьбу.

Глори пихнула меня локтем в бок; я ответил понимающим кивком. Римбольд, явно ошеломленный, захлопал глазами:

— Что угодно?

— Само собой, в рамках разумного, — ответил за Белисинду представительный старец, поверх ухоженной белоснежной бороды которого покоилась тяжелая золотая цепь с большой печатью. — Знай, что ты не можешь просить герцогского престола или места при дворе, равно как и смерти или личного имущества любого, находящегося на государственной службе. Кроме того, ты не можешь требовать в жены женщину разных с тобой рас без ее согласия, просить денег и драгоценностей, выраженных более чем пятизначной цифрой, передачи в твое владение святыни Ай-Ту-Дорра и развязывания войны против любого государства.

— Благодарю тебя, Хранитель Печати, — кивнула герцогиня, проигнорировав вырвавшееся у гнома восхищенное: «Ух, ты!»

Тем временем к креслу-трону приблизился еще один сановник — наряженный в алый с серебром кафтан долговязый тип, от выражения лица которого мигом свернулось бы молоко, и что-то прошептал. Белисинда вновь кивнула, и он с поклоном выскользнул за дверь.

— Я должна вынести постановления по делам преступников, — обратилась к нам правительница Ай-Ту-Дорра. — Избранник и его спутники могут пройти в комнаты для гостей, отдохнуть и подкрепить силы, но, если пожелают, могут и остаться.

— Спасибо, спасибо, я думаю… — начал Римбольд, но Глори дернула его за кафтан и с очаровательной улыбкой закончила:

— Мы с радостью останемся, чтобы воочию лицезреть прославленное Ай-Ту-Доррское правосудие.

— Прошу, — Белисинда равнодушно махнула рукой в сторону стоящих у трона стульев.

— Но я устал и хочу есть! — тихо возмутился Римбольд.

— Так нужно, — сквозь зубы процедила Глори, подпихивая рукой гнома и ухитряясь все так же мило улыбаться. — Я тебе все объясню… впрочем, сам увидишь. Садись и молчи!

— Ну, хорошо! — проворчал гном. — Но за такое обращение вы не получите и медяка из той груды сокровищ, которые я потребую от герцогини, так и знайте!

Усевшись на цельнозолотой, и поэтому жутко неудобный стул, я покосился на уютное мягкое кресло Белисинды и завистливо вздохнул.

— Нет, пожалуй, я попрошу для себя прекрасный дворец где-нибудь в пригороде, и чтобы в нем обязательно был такой же, как здесь, сад, а еще…