Спящие

У Сары вспыхивает надежда: Акил. Надежда совершенно нелепая – Акил не может звонить во вторник в десять утра. Сара точно знает, где он и чем занят: сидит на уроке алгебры через три ряда от ее парты и, постукивая ногой по ковру, грызет карандаш, чтобы, по обыкновению, первым сдать контрольную.

Звонки продолжаются. Сара берет трубку.

– Сара? – уточняет женщина на том конце провода. От голоса – отрывистого, четкого – мороз по коже.

– С кем я разговариваю?

С порога Либби одними губами спрашивает: «Кто это?»

– Твои родители дома? – спрашивает женщина. Инспектор по посещаемости собственной персоной.

– Папа! – окликает Сара. – Ты забыл позвонить в школу.

Внутренним слухом Сара улавливает школьный звонок, отмеряющий часы занятий. Внутренним взором видит себя в рутине школьных будней: ежедневные проверочные по алгебре, толкотня в столовой, необходимость каждую перемену прятаться в туалете. Три пропущенные репетиции «Нашего городка».

Особенно неприятно вспоминать об Амелии, дублерше, которая сейчас произносит предназначенные Саре реплики. «Она?» – фыркнула Амелия, когда выяснилось, что роль досталась Саре. «Серьезно?» – нарочито громко изумлялась она. В тот момент Сару пронзила чудовищная догадка: а вдруг учительница, миссис Кэмпбелл, дала ей роль просто из жалости?

Внизу отец препирается по телефону с инспекторшей:

– Я не обязан перед вами отчитываться.

На территорию школы его не пускают из-за конфуза, приключившегося в прошлом году. Официально носить оружие не возбраняется, втолковывает отец, но в школе оно запрещено. Год назад на родительском собрании миссис Чу заметила у отца пистолет и приняла меры, вылившиеся в назойливые визиты соцработника.

– Вам всем лучше поостеречься! – рявкает отец. – Глядишь, повезет уцелеть.

Трубка с грохотом опускается на рычаг.

– Никто в этом городишке не осознает масштаб катастрофы, – бормочет отец то ли про себя, то ли дочерям. Его рассудок всегда омрачен жуткими картинами будущего.

Он аккуратно раскладывает три противогаза, висевшие до сегодняшнего дня в подвале. По одному для каждого. Семья уже неделю сидит взаперти.

Как объяснил отец, микробы свободно передвигаются по воздуху. Один вдох – и они внутри.

– Неужели будет как в прошлый раз? – шепчет Либби на ухо сестре. Прошлый раз: вспышки на солнце полгода назад. По словам отца, вспышки спровоцируют геомагнитную бурю, в результате мир лишится электричества на много недель или даже месяцев, но население не узнает о грядущем кризисе, поскольку СМИ держат под подпиской о неразглашении – стандартная практика, только наивные глупцы считают иначе. В тот день отец не выпускает девочек из дома, опасаясь всплеска насилия или мародерства. У Сары от страха кусок не лезет в горло, они напряженно ждут, когда смолкнет радио, а калифорнийское небо пронзят яркие всполохи. Однако лампочки продолжают мерно светить, небо остается спокойным и ясным.

«Сегодня нам повезло, – подытоживает отец, пока они взбираются по лестнице в спальню, опасность миновала. – Но осторожность никогда не повредит».

Они едят бутерброды с арахисовым маслом на кухне, как вдруг раздается стук в дверь.

– Не вздумайте открывать, – предостерегает отец. Ножки его стула скрежещут по линолеуму. Рука тянется к противогазу. Противогазы куплены давно, однако до сих пор не представлялось случая ими воспользоваться. У Сары с Либби они миниатюрные, специально для детей, с разрешения отца девочки вывели свои имена специальной краской, позолоченные буквы ярко выделяются на зеленой резине.

– Бегом наверх! – приказывает отец.

В дверь стучат еще настойчивее. С лестничной площадки девочки наблюдают, как отец натягивает противогаз, регулирует ремни на затылке и идет к двери.

Створка приоткрывается совсем чуть-чуть, больше не позволяет цепочка. Саре неловко за отца, нацепившего противогаз, – борода торчит из-под него, точно разросшийся кустарник. Это дела семейные, посвящать в них посторонних ни к чему.

На пороге маячит полицейский, в синем мундире. Сара уже читает приговор: отца посадят в тюрьму.

– Все хорошо? – интересуется страж порядка.

Из окна спальни девочки видят его фуражку, коричневая рубашка намокла от дождя, патрульный автомобиль припаркован у входа.

Слова отца заглушает странный звук из соседнего двора. Как будто пилой по дереву. Сара косится на соседскую лужайку: так и есть, профессор сидит на крыльце и спиливает верхушку тыквы.

Отец повышает голос, и тот эхом доносится из-под маски:

– Я никому не угрожал.

– Тем не менее, – полицейский говорит медленно, взвешивая каждое слово, на поясе позвякивают наручники, – дама из школы всерьез обеспокоена.

Пила замолкает. Сосед таращится на полицейского. К нему присоединяется жена с ребенком на руках. Сару так и подмывает крикнуть: «Хватит пялиться!»

– Чушь собачья! – негодует отец.

Сара хочет спуститься, успокоить его, уговорить сбавить тон. Отец вечно лезет в бутылку вместо того, чтобы попытаться сгладить углы. Однако, подобно детям эмигрантов, она прекрасно понимает, какой смысл таится за грубым косноязычием.