Так получилось, что Вигмар сын Хроара удостоился от Бьяртмара конунга немалых почестей: ему достался отдельный спальный покой. Маленькая клетушка была не шире трех шагов в длину и ширину, и почти всю ее занимала лежанка. Должно быть, раньше она служила спальней какой-то супружеской чете, возможно даже самому конунгу, пока он не овдовел. Кроме лежанки, тут имелся большой ларь, а на нем глиняный светильник с тресковым жиром. Двери же выходили в гридницу, где устроилось на ночь множество людей.
Где поместили Сторвальда, Вигмар не знал, но не сомневался, что у того есть в этом доме свой покойчик. По лицу красавца нетрудно было понять: он не из тех, кто согласится спать вповалку в общем дружинном покое. А уж заслужить себе отличия он сумеет.
В придачу к светильнику Вигмару оставили, по приказу доброго конунга, краюху хлеба, несколько жареных рыбин на деревянном блюде и большой ковш пива.
– Конечно, не поэтический мед, но тоже сгодится! – проворчал пожилой гест, расставлявший угощенье на ларе. – Если еще чего или на двор выйти – ты стукни в дверь, мы тут до утра будем.
Высказав это предложение-предостережение, гест ушел, плотно прикрыв дверь. Железного стука засова Вигмар не услышал, но, судя по близким голосам, тот гест с тремя-четырьмя товарищами расположился на скамьях и на полу прямо под дверью. Вигмар прислушался: одни играли в кости, другие спорили, чей жеребец победит на ожидавшемся завтра бое коней. Пожилой благодетель Вигмара ставил на Бурую Гриву какого-то Бримира Полосатого Щита из Логинфьорда. Серебряную пряжку в полмарки весом ставил против ножа с костяной ручкой. Значит, уж очень верил в победу. Может, так и надо?
Отойдя от двери, Вигмар бросился на широкую лежанку, вытянулся и задумался, глядя в темный бревенчатый потолок. Хвалебная песнь! Едучи к Бьяртмару конунгу и вообще к раудам, он меньше всего думал о хвалебных песнях. Норн приговор у мыса узнаешь, как говорила Грюла. Вообще-то сочинять хвалебные песни не намного труднее, чем другие. Даже легче: кто под небосклоном Бьяртмару подобен? Волки рвали трупы, храбро дрались квитты… Нет, рауды. Только вот что: надо ведь знать, с кем дрались. Что победоносно – это и так ясно, но вот как дело было?
Вигмар сел, без почтения подтянув ноги прямо в башмаках на одеяло из облезлой медвежьей шкуры. Так не честно. Хорошо этому Сторвальду. Выговор у него не раудский, он тут тоже пришлый, но живет, как видно, давно и все про Бьяртмара знает. С кем он сражался, когда сражался, как… А Вигмар не знал ничего. Сочинять подвиги – засмеют, потому что даже самая пышная похвала должна быть в основе своей правдива, иначе ей и цены никакой не будет. А как сочинять о том, чего не знаешь и о чем не слышал?
Прыжком соскочив с лежанки, Вигмар мягко и стремительно прошелся два шага до стены и обратно. Вот он каков, тролль безбородый! Или думает, что слава о его подвигах гремит по всему Морскому Пути и любой квитт знает их не хуже, чем собственный род в семи поколениях? Или нарочно втолкнул его в эту ловушку? Заставит опозориться и спокойно снесет голову. Прямо за завтраком, поскольку убийство утром уже не ставится в укор. И никакой опасности нет ни для его обожаемого Сторвальда, ни для кого другого. И все довольны. А рыжий квитт с наглыми глазами – кому он нужен?
«Мудрый Один, Отец Поэзии, подскажи же мне что-нибудь! – воззвал Вигмар, напряженно глядя в темный потолок, точно ожидая, что закопченные бревна сейчас разойдутся и в просвете покажется престол Одина, с самим Властелином, с двумя воронами у него на плечах и двумя волками у ног. – Не зря же ты получил от меня такую славную жертву – Эггбранда сына Кольбьерна. Я думаю, тебе понравилось все то, что я натворил. Помоги же мне!»
Но темный потолок молчал и не шевелился. Вигмар прошелся еще пару раз и снова сел. Сосредоточившись, он пытался вспомнить, не слышал ли когда-нибудь, хоть в детстве, хоть чего-нибудь о подвигах Бьяртмара Миролюбивого. Впрочем, тому под шестьдесят, а значит, во времена его подвигов Вигмар был ребенком. Если вообще родился на свет.
«Может, постучать? – Вигмар задумчиво покосился на дверь. – Позвать какого-нибудь славного воина, отмеченного сединой и шрамами, пусть расскажет. Едва ли конунг догадался это запретить. И на помощь это не похоже. А вдруг…»
Принять никакого решения он не успел – дверь тихо отворилась сама собой. Вигмар успел заметить отблеск огненного света в гриднице, и на пороге встала высокая темная фигура, кажется женская. В тесный покойчик влетел свежий запах летней грозы, неожиданный и радостный в продымленном доме. Тут же дверь опять затворилась, и Вигмар оказался лицом к лицу с гостьей.
Явись к нему мужчина, Вигмар схватился бы за оружие. Но при виде девушки он просто шагнул назад, наткнулся на край лежанки и остановился, разглядывая незнакомку.