Кто поверил бы в эту свадьбу год назад, когда они только поглядывали друг на друга, не решаясь заговорить о главном? Тогда девушка из рода Стролингов была недоступна Вигмару сыну Хроара. Кто поверил бы на погребении Эггбранда, над пожарищем усадьбы Серый Кабан? На поляне в промозглом осеннем лесу, когда со всех сторон смыкалось ледяное кольцо потерь и отчуждения? Никто! Но вот это произошло – она справляется, эта свадьба. Жар человеческого сердца одолел неравенство, вражду и безнадежность, искорка уцелела под всеми ветрами, уцелела, чтобы дать жизнь новому большому пламени, новым огням жизни, новому роду. Есть обычаи, которые стареют и умирают сами собой. Есть уклады жизни, которые рушат бури извне. И только жар человеческого сердца, его способность любить, понимать и прощать останется главным богатством, вечно светящимся золотом, которое не спит в курганах, а обновляется вновь и вновь. Именно он греет живых и освящает память мертвых, именно он взлетает над алтарями, питая бессмертных богов. Жертвенная кровь лишь слабая подмена его. Пока сердце живое – оно дарит богаче и жертвует больше. И людям, и богам.
Гости – прав оказался Тьодольв, только прослышав о грядущей свадьбе, люди съехались даже из дальних усадеб,– весело разбирали факелы, зажигали их от пламени очага и бежали на улицу. Гуннвальд вручил по факелу жениху и невесте и погнал их вслед за всеми на двор, ворча под нос:
– Успеете еще налюбоваться! Я же говорил, что ты удачливее всех, Вигмар,– ухитрился жениться в самую длинную ночь года!
На дворе перед хозяйским домом уже выстраивались два ряда, женщины смеялись, мужчины прочищали горло, готовясь запевать песню богине Вар. В середине женского ряда слышался звонкий смех Вальторы. Девочка уже подпрыгивала на месте от нетерпения, ее факел плясал в темноте, как сумасшедшая огненная птица.
Вспомнив недавние разговоры, Рагна-Гейда прищурилась, прикидывая, кто окажется напротив Вальторы. И ахнула, схватила Вигмара за рукав, чтобы он тоже поглядел. Он проследил за ее взглядом и присвистнул:
– Вот это да! А я-то уже размечтался выдать за него Эльдис!
Напротив Вальторы стоял Гейр. Парень тоже держал факел и широко улыбался, не сводя глаз с девочки и ожидая, когда та его заметит.
– Не грусти!– со смехом сказала Рагна-Гейда.– Это мало что значит. Пример одного – другим наука. Наши с тобой родичи тоже, я думаю, захотят выбрать себе пару, никого не спрашивая и ни на что не глядя.
– А ты на лицо его погляди!– предложил Вигмар и подмигнул Рагне-Гейде.– Что-то он уж очень счастливый. Или мне кажется?
Рагна-Гейда посмотрела ему в глаза, хотела что-то ответить, но промолчала. А Вигмар окончил:
– Потому что я и сам так счастлив сейчас.
Вечером самого короткого дня один из немногочисленных дозорных прискакал к Эрнольву с тревожной вестью. Завидев всадника, хирдманы поднимались от лениво горящих костерков, выбирались из землянок и подходили поближе к ярлу.
– Там по долине идет огромный отряд!– доложил хирдман, не сходя с коня и крепко сжимая поводья.– Сотен пять, не меньше. Стяга я не разглядел.
Остатки дружины собрались вокруг Эрнольва. Бледные, с углубившимися морщинами лица были замкнуты почти до ожесточения. Больше половины месяца они прожили на этом, продуваемом всеми ветрами берегу, в землянках, без приличной еды и главное – без ясной цели впереди. Из сорока человек осталось восемнадцать, и из этих восемнадцати ни один больше не мечтал о золоте Медного Леса. Исключая Ингирид.
– Если это Арнвид Сосновая Игла, то лучшего подарка к Середине Зимы не придумали бы и сами боги,– сказал Эрнольв, изо всех надеясь, что так оно и есть.– А если это квитты…
– То всех нас сегодня накормят у Одина,– закончил Ивар Овчина.
Хирдманы молчали. Зажатые между озером и чужим отрядом, они были бы обречены.
– Ой, посмотрите!– вдруг взвизгнула Ингирид.
Все обернулись к ней: стоя перед землянкой, молодая женщина указывала вытянутой рукой куда-то вверх, и на ее исхудалом бледном лице отражалось изумление.
Высоко над долиной, откуда шло к озеру неведомое войско, кружил белый лебедь. То подлетая чуть ближе, то возвращась назад, он словно бы сопровождал кого-то идущего по земле, указывал путь. Под серыми плотными облаками белый очерк птицы с раскинутыми крыльями был отлично виден. Края перьев горели ярким золотым светом, словно священный посланник нес на крыльях искры молний.
Застыв, не говоря ни слова, фьялли следили за полетом лебедя, и в душе каждого оживала и с каждым мгновением крепла надежда. Чем-то чистым, сильным, бодрящим, как летняя гроза, веяло от белой птицы, не испугавшейся холода зимних ветров. Показалось, что на берегу стало теплее – это грело чувство, что отныне воины не одни. Боги вспомнили о них, и дальше все пойдет по-другому.