Я покрутил пальцем у виска и пошёл домой. На душе было паршиво даже во сне, даже утром, когда Микки меня разбудил, я не мог поверить, что это был сон, и долго рассматривал свои шмотки: нет ли там новой грязи от дед-Витиного коридора и собачьих лап, которые прошлись по спине. Да только кто её разберёт, новая там грязь или старая. Вроде всё было не грязнее, чем обычно.
Деду Вите я тоже звонил, но он был вне зоны действия. Хотелось зайти к нему, но тут как раз пришёл Миха… Ладно, вру: я боялся к нему заходить. Боялся, что это могло оказаться не сном, и что тогда? («Ты мне помешал!»)
– Чего посерьёзнел? – Миха толкнул меня в плечо. – Наживка кончилась?
– Нет, полно… – я рассеянно протянул ему пластиковый контейнер и застыл с ним в руке как дурак. При чём здесь вообще наживка?
В воде отражалось солнце и так слепило, что смотреть не хотелось. Миха заржал, будто происходит что-то смешное:
– Да ты уснул, что ли? Не спи, рыбак, смотри, что покажу! – он полез в рюкзак и вытащил на свет армейский бинокль.
И что? Я такую игрушку оставил ещё в младших классах. Нет, поначалу-то, конечно, было интересно подглядывать за соседями, пока отец не поймал и не всыпал.
– Отец подарил. За птицами наблюдать. – Миха подмигнул.
Бинокль хотелось затолкать ему в глотку, настроение испортилось, словно выключили. Если бы я знал тогда – наверное, так бы и поступил.
– Ну, давай глянем, что без нас в деревне делается.
Мы бросили якорь сильно выше по течению, с нашей точки деревня была видна как на ладони, только маленькая и какая-то жалкая. Новые дома – огромный район – белели теперь пёстрыми штрихами на возвышенности.
Миха уставился в свои окуляры и с умным видом повернулся ко мне:
– Слушай, тут такое дело… Только не пугайся…
– Нашествие инопланетян?
– Хуже! Нашествие огромных блинов с ушами. Они рядом, уже совсем близко, они…
Я даже не врезал ему тогда. Шутка была старой и дурацкой, но Миха отчаянно пытался меня развеселить.
– Может, они у тебя ещё и очки носят?
– Они носят огромные линзы, которыми испепеляют всё на своём пути… Жарят и превращают в блины, такие же, как они сами! Хочешь посмотреть?
Я не хотел, но было неудобно. Первым делом я, конечно, глянул на Миху и сообщил ему, что это не блины, а картофелины. Картофелина – Михин нос – была грязненькая, зияла крупными порами, так себе зрелище, и я стал смотреть на деревню.
Дома, такие крошечные отсюда, уже можно было разглядеть до кирпичика, до движения в окнах. Видавший виды домик почты на самом берегу здорово накренился в сторону, смыло его тем потопом. Вид у него был убитый, только одинокий цветок на подоконнике намекал на присутствие какой-то жизни.
– Что видно?
– Почту смыло, а я только заметил. – Я передал бинокль Михе и стал сматывать удочку. Эта почта окончательно испортила мне настроение. – Кажется, рыба в реке кончилась. Ох и натворили мы делов…
Миха рассеянно оторвался от своего бинокля и посмотрел на поплавок, дрожащий от ветра, а не от поклёвки:
– Ну и ладно, всё равно плохая была, сама не жарилась… – И он опять уткнулся в свой бинокль: – Катькин бладхаунд погулять вышел. Один.
– Катька ещё болеет… – но я всё-таки взял у него бинокль. В глаза бросилась смытая постройка почты, я зашарил окулярами по берегу, чувствуя, как руки начинают трястись. И вроде ничего особенного: ну, вышел и вышел. А меня будто в бок толкали: «Жди какой-нибудь гадости!»
Пёс трусил по дорожке к реке с такой же невозмутимой мордой и не собачьим неживым взглядом. Один. Непонятно, что я хотел разглядеть, он же мне не скажет…
– Ты чего? – Миха удивлённо уставился на меня. – Привидение увидел?
Я молча отдал ему бинокль, и он тут же в него уставился:
– О, к речке бежит, купаться или нет…
Сколько можно меня третировать этим псом! Я отобрал у Михи бинокль. Гончая сидела на берегу в своей обычной позе грязной игрушки. Не валялась, не купалась, просто сидела, будто чего-то ждала… Или кого-то?
Она моргнула и уставилась на меня своим стеклянным взглядом. Я знаю, что такого не бывает, но в тот момент я был уверен: она видит меня! Точно видит!
– Не мешай мне! – я услышал это как будто со всех сторон и ниоткуда, руки сами отняли бинокль, я отшатнулся…
– Да на что ты там всё смотришь на такое страшное? Я тоже хочу. – Миха взял у меня бинокль и стал смотреть сам.
– На собаку… – Голос у меня предательски дрожал. И ещё, кажется, руки. – Миха, ты веришь в оборотней?
Я сначала сказал это, а уж потом подумал. Догадка озвучилась раньше, чем я её осознал. Это дед-Витино «Какая собака, такой и хозяин», это из сна «С того света добрался» и это не собачье поведение пса, это Катькино «Он разговаривает со мной» – да со мной тоже, чего уж там! Оборотень. Тогда мне это уже не казалось глупым… Но только не Михе.