Спецоперации Второй мировой

Последние английские солдаты покинули район Дюнкерка 4 июня 1940 года. Крупнейшему британскому экспедиционному корпусу, направленному на континент для разгрома гитлеровских полчищ, удалось тогда доставить назад в Англию всего 25 танков и 12 орудий.

В эти часы один из английских офицеров в Лондоне предложил создать подразделения спецназначения, которые он назвал «коммандос» (особые подразделения) и которые будут, как он считал, необходимы при возвращении англичан на континент.

Этим офицером был бригадный генерал Дадли Кларк, ставший таким образом создателем нового рода войск, покрывшего себя во II-ой мировой войне неувядаемой славой и являющегося ныне обязательной составной частью любой армии мира.

Уже через день после выступления со своим предложением Дадли Кларка в военном министерстве, о нем был проинформирован Уинстон Черчилль, который сразу же его одобрил. А в последовавшие 5 дней была уже начата подготовка к проведению первой спецоперации.

Столь же быстро было определено и место ее проведения — Булонь-сюр-Мер — на противоположном берегу пролива, напротив Дувра.

Не прошло и трех недель, как было сформировано первое спеподразделение, и уже была осуществлена первая акция. Число ее участников было ограничено наличием десантных судов, да и во всей Великобритании в то время насчитывалось всего 40 пистолетов-пулеметов, из которых десантники получили аж 20 штук при обещании возвратить их после окончания операции.

Получив на одной из киностудий черный грим, подразделение, насчитывавшее 120 солдат и офицеров, на четырех десантных судах вышло из гавани Дувра и направилось к противоположному берегу пролива. Было 25 июня 1940 года — буквально через несколько часов после капитуляции последних французских частей. Но это был первый шаг английских войск на континент.

Бригадный генерал Дадли Кларк, сам возглавлявший спецподразделение во время этой операции, так вспоминает о ее проведении:

«Вечером при закате солнца мы вышли в море и взяли курс к французскому берегу. Но уже вскоре столкнулись с первым препятствием. Неожиданно в небе появились три «Спитфайера», спустившиеся ниже, чтобы лучше нас рассмотреть. Мы стали махать руками и дали обусловленные сигналы, а также сделали все, что считали необходимым. Но самолеты тем не менее стали заходить на боевой разворот. В результате этого недоразумения мы потеряли целый час, который не смогли уже нагнать.

Сразу же после этого инцидента наступила абсолютная темнота. Зрительная связь с соседним судном была потеряна. Мы были уже вблизи французского берега, как Миллнер-Гибсон вдруг сообщил мне, что у него происходит что-то непонятное с компасом. В результате он потерял ориентировку и не знал, где мы находились. Он приказал снизить скорость наполовину, правда, и шум двигателей резко упал. До французского берега было уже недалеко. И на этот раз ничего не произошло. Но вот судно коснулось грунта. Тодд шепотом отдал команду, и люди перевалившись через борт, поплыли к берегу. От генерала я получил распоряжение самому на берег не сходить. Мы должны были остаться с Миллнер-Гибсоном на судне и ждать развития событий, надеясь на лучшее. Думая о возможности появления немецких быстроходных катеров, мы вдруг услышали примерно в миле южнее стрельбу с появлением осветительных ракет. Миллнер-Гибсон, стоявший рядом со мной, тихо произнес:

— Ну вот, это — мы. Отряд приступил к действию.

Но это было не так, ибо в нашем районе было еще все тихо. Как бы в подтверждение этого на судно возвратился Ронни Тодд, который сказал:

— Ребята прошли вглубь по песчаным дюнам более мили, но ничего не встретили.

Я посмотрел на часы. Было уже около двух часов ночи, и я приказал Тодду возвратить людей, так как времени было в обрез. Летние ночи коротки и на неоправданный риск идти не стоило. Тодд отправился в дюны. Через некоторое время ко мне подошел впередсмотрящий и доложил:

— На берегу отмечено движение каких-то фигур.

Как выяснилось, этими фигурами оказался велосипедный патруль немцев, объезжавший побережье. Солдаты остановились, спрыгнули с велосипедов и открыли огонь. Видимо, они разглядели силуэт нашего судна. Пули засвистели около нас. Одна из пуль зацепила мне ухо, отчего я даже потерял равновесие и упал. Ранение было несерьезным. Скорее всего, пуля срикошетировала. Однако из уха обильно текла кровь, и мой китель стал намокать, что меня особенно беспокоило. Немного постреляв, немецкие велосипедисты уехали, может быть, чтобы предупредить своих. Прошло не менее ужасного получаса. На небе появился месяц, да и облачность стала редеть. Тодда не было ни видно и ни слышно. И тут с одной стороны показался силуэт подозрительного быстроходного катера, а с другой — появился самолет. На берегу возникли какие-то фигуры, молча двигавшиеся в нашем направлении. Я не знал, были ли то немцы или наши. Это могли быть люди с быстроходного катера или еще откуда. В этот момент один из наших унтер-офицеров отчетливо произнес свое имя, и все прояснилось. Мы приняли всех на борт, Миллнер-Гибсон отдал команду, и наши суда взяли курс на Дувр.»