Спецназ боярина Коловрата

– Ну, вот и слава Господу, что крестили дитя, – сказал боярин Демид Твердиславович, улыбнувшись и аккуратно взяв младенца у княжны Евпраксиньи. – Не волнуйся, княжна, я ребенку зла не сотворю. Я ведь, вон твой супруг может подтвердить, с ранних лет Федора рядом с княжеским родом.

Евпраксинья поправила одеяльце, в которое был завернут княжич, оставляя его на руках у боярина Демида Твердиславовича.

– А княжич – вылитый великий князь Юрий Игоревич. В вашу породу пошел, – произнес боярин и вернул младенца, перед этим нежно потрепав его за щечку. – Бог даст, великим правителем станет. Федор, мне поговорить с тобой надобно. Понимаю, что сейчас, может быть, и не ко времени, но ждать более нельзя.

– Евпраксиньюшка, – ласково сказал своей жене княжич Федор Юрьевич, – я пойду с боярином потолкую. Вы идите к праздничной трапезе, а мы следом. Если боярин Демид Твердиславович говорит, что это срочно, то так и есть. Боярин Демид Твердиславович мне словно отец.

Княжна Евпраксинья неодобрительно посмотрела на супруга. В столь торжественный момент он покидает ее! Великий князь Юрий Игоревич, увидев, что княжич и боярин Демид Твердиславович несколько отстали, подошел к княжне Евпраксинье.

– Пусть поговорят. Демид мой ближник и служить мне начал задолго до того, как я великим князем стал. Нет у меня вернее человека! А коли он с княжичем уединился, то, видно, совет ему дать какой желает.

Боярин Демид Твердиславович и княжич Федор Юрьевич несколько отстали от толпы празднующих, которая шла к великокняжеским палатам.

– Послушай, княжич, не вини меня, дурака, что в столь торжественный день о делах государства пекусь, но пойми меня правильно. Отец твой переполнен радостью от рождения внука. Это от того, что Господь ему только одного сына живого послал – тебя. Вот он в радости своей и не зрит беды. Степь, та, что занесла меч над нами, действительно опасна. Нам бы сейчас не ратной силой похваляться, а союз или хотя бы перемирие с ней заключить надобно. Твой отец сам поймет это. Но ты попросись, чтобы он тебя мир заключать послал. Коли кто из твоих двоюродных поедет, то быть войне и кровопролитию. Сделай это не ради меня, а ради Руси. Езжай сам и склони кагана степняков к миру с Рязанью. Посмотри на людей, что идут и радуются крещению твоего ребенка! Ради них добейся мира. Ради них упроси отца, чтобы он отправил тебя в стан степняков.

– Ты поистине друг и моему отцу, и мне, и Рязани. Я вижу радость своего отца и понимаю твое беспокойство, – ответил княжич Федор, – я тоже люблю свой народ и, конечно же, вытерплю любые унижения ради него. Мне не зазорно искать мира ради спасения душ христианских. За это тебя я и люблю, боярин. Ты мне словно отец второй.

Боярин Демид Твердиславович и княжич Федор Юрьевич догнали остальных. Княжич занял свое место рядом с князем Олегом Ингварьевичем пронским, своим двоюродным братом и крестным отцом маленького Иоанна.

– Ну, вот и славно, что у вас ребенок родился. Настоящий потомок Рюрика. Дай Господь моему духовному сыну силы духа и счастья великого. Рад я, что меня крестным отцом назначили. Ты крестный отец моего сына Романа, а я – твоего Ивана. Господь, может, дарует нам всегда жить в мире и не смотреть с завистью на достояние друг друга. Главное, чтобы не только мы с тобой в согласии жили, но и дети наши.

– Для меня это честь, Олег. Честь быть с тобой и по крови, и перед Господом в родстве. Помнишь, как мы в Пронске женитьбу твою отмечали? Не зря тебя все называют Красным. Княжны по всей Руси по тебе сохнут и великим витязем считают. Супруга твоя может век гордиться, что красивейший князь с ней браком сочетался.

Князь Олег Ингварьевич улыбнулся, так как и сам знал об этом. Знал и понимал, что слова двоюродного брата о его красоте не пустой звук.

Тревожные вести

С крещения княжича Ивана прошла почти неделя. В ненастный день к княжеским палатам подскакал всадник, сын боярина Никодима Васильевича Константин, с очень тревожной вестью.

– Великий князь, – поклонившись Юрию Игоревичу, произнес боярин Константин Никодимович, – не взыщи за дерзость, но отец велел мне передать тебе весть наедине и лично.

Великий князь сделал знак, и все люди, окружавшие его, включая лиц духовных, покинули комнату.

– Говори, мы наедине.

Константин Никодимович еще раз поклонился великому князю и сказал:

– Не вели казнить, княже, но, видно, мы смотрели в степь и ничего не видели. Коли нет нам прощения, то казни ты нас с батюшкой лютой смертью.

– Говори давай, – раздраженно перебил его великий князь, – чего ты тянешь! Что стряслось – ушли степняки?

– Нет, отец родной! Оказалось, их там не десять тысяч и даже не двадцать, как мы думали…

– Сколько ворогов? Пятьдесят тысяч?

– Не знаю точно, сколько, но больше, чем пятьдесят, и больше, чем сто! Вся Степь движется сюда!