– Тем не менее его нельзя считать полноценным ребенком. Глухонемой вследствие действий российского спецназа. Очень характерный пример несчастного... Есть какая-то неуловимая связь, на которой можно сыграть при желании. Тогда сюда же вписывается и писатель Рафаэль Темирканов. Он уж постарается раздуть из такой истории большой костер...
– Любая подобная ассоциация должна быть до конца выверенной и точной.
– Ажигову, думаю, не стоило большого труда найти полного сироту, не имеющего ни отца, ни матери, – добавила Александра. – Такой человек не остановится перед тем, чтобы самому «сделать» такого сироту... Мне кажется это предположение мало обоснованным.
– Андрей? – продолжил Басаргин опрос.
– Нам нельзя забывать, что одновременно планировались и другие акции. В местах, которые мы не знаем. И у нас нет оснований предполагать захват заложников. Впрочем, одно другому не мешает, и захват можно осуществить одновременно с несколькими терактами в людных местах, пригрозив серией повторных взрывов, если требования не будут выполнены. А что касается вероятной цели террористов, то я предпочел бы обратиться в «Альфу». Там есть возможность прибегнуть к официальным каналам по добыванию информации. И недурно было бы послать в детский дом квалифицированного минера...
– Да, сами мы пока плаваем... – согласился Басаргин и взялся за телефонную трубку, так и не выложив свои соображения собравшимся.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Зарема отчетливо вспомнила, что совсем недавно у нее была забинтована вся голова. И ничего она не могла увидеть, кроме темно-серого, давящего своей мутностью фона, потому что повязка плотно закрывала даже глаза. И сейчас она глаза открыла, готовая опять ничего не увидеть, и собиралась отнестись к этому спокойно. Может быть, именно от неожиданности свет и ударил в глаза такой адской болью. Яркий и жесткий, словно хрустящий, искусственный свет...
– Мы в себя пришли? Это хорошо... Это прекрасно... – сказал мужской голос, который она где-то уже слышала. Кажется... Да-да, именно этот человек что-то говорил о том, что он прилетит сюда от пограничников. А потом еще что-то обещающее говорила про этого человека женщина-врач. – Вам хорошо сделали первую операцию. Очень хорошо. Я просто рад за вас. Но теперь вам придется потерпеть еще немного... Еще одна маленькая и очень тонкая операция... И жизнь вам покажется великолепной и восхитительной... Я вам обещаю это... – Рука у мужчины сильная и тяжелая, она грузом легла на плечо, заставляя до боли напрячь шею. – Маску...
Чьи-то руки с двух сторон протянулись над ее лицом, закрывая яркие лампы, что-то накрыло ей рот и нос, сначала мешая дышать, потом она все-таки задышала чуть резковатым и приторным сладко-кислым воздухом и для самой себя неожиданно почувствовала вдруг необыкновенную радость и легкость во всем теле. Такую легкость, какая бывает, наверное, у птицы во время парения над горами... Мир куда-то отодвигался, отодвигался от нее, уходил стремительно вдаль и мельчал не только деталями, но и ощущениями. Мельчали люди со своими заботами, тускнел с увеличением расстояния свет над операционным столом...
А Зарема в самом деле чувствовала себя птицей, парящей под облаками...
– Капельницу можно снимать. И глюкозу ей поставить не забудьте... – распоряжается очень усталая женщина. Такая усталая, что ее состояние выдает даже голос.
– Успокаивающее еще ставить?
– Сколько ж можно. Она и так уже двое суток спит. Пора к жизни возвращаться. Только на ночь...
Скрипнула, закрываясь, дверь, но не хлопнула, как ожидалось.
Чьи-то мягкие, но сильные руки взяли ее за локоть, развернули его, и Зарема поняла, что сейчас будут ставить укол. Жгут туго перетянул мышцы выше локтевого сгиба. Игла с трудом нашла вену.
Она открыла глаза.
– Проснулась? – Полная пожилая медсестра покивала щекастой головой, отчего колыхнулся ее тройной подбородок. – Я уж по опыту знаю: кто с рассветом после операции проснется, тому долго жить... Долго жить, дочка, будешь... Такой красавице-то что ж не жить...
Зарема помнила, что недавно совсем, несколько часов назад, до того, как летала птицей, просыпалась среди морского прибоя и тогда звала Арчи, но не смогла вспомнить, что ей сказали про сына. Сейчас беспокойство за него вернулось лавиной.
– Арчи где? – прошептала она.
– Что? – не расслышала медсестра.
– Арчи...
– Сын, что ли? У себя он... В детской палате... Пока ты тут по операционным переезжаешь, ему уже и гипс снимут. Ты же после операции двое суток уже без сознания. И до этого трое суток... Скучает он, говорят... Сидит молча, на дверь смотрит... Чуть в себя придешь, я приведу его.
Двое суток... И до этого трое... А ей казалось, что несколько часов.
– Приведите... Сейчас...
– Сейчас нельзя. Врач увидит, попадет мне.