Здесь было несколько «грешников» и их «мочалок», затянутых в тугие лифы из эластана и мини-юбки красного и зеленого цвета. На нескольких телемониторах, подключенных к одному кабелю, в разных ракурсах был виден двор клуба. На фоне раздражающей мелодии из автомата для игры в пинбол пищали радиосканеры «Панда», настроенные на полицейские частоты. Вдоль стен от пола до окон высилась стальная арматура и шлакобетонные блоки. На обеих створках двери, снятой с огромного сейфа «Мослер», было вырезано по несколько бойниц. В сыром воздухе витал запах гнили; вероятно, это пахла грязная кожа. Само здание было примером высококлассной, правда, слишком своеобразной архитектуры, просто обустроили его согласно байкерским запросам и нуждам.
– Можете сесть на диван, – сказал Бубновый Пес.
Мимо них, покачивая бедрами, прошла одна из «мочалок»; татуировка в виде языков пламени, вырывающихся из-под ее джинсов, сгодилась бы для рекламы какого-нибудь «горячего» видеофильма. Спереди на ее футболке была надпись: «Я сучка, упавшая с байка»; на руках она держала маленького ребенка с татуировкой в виде цепи на шее. Медведь с Геррерой сели на диван, но Тим все никак не мог оправиться от этого зрелища.
– Расслабься, легавый. Это хна.
– Это не просто легавый, это федерал.
Бубновый Пес стоял над ними со скрещенными руками, позади него маячили еще двое, как на каком-нибудь плакате фильмов Тарантино. На одном из байкеров были темные очки, хотя вокруг было довольно темно; другой красовался в байкерском жилете на голое тело, из-под которого торчала побрякушка в виде пальца ноги, приколотая к соску.
Парень в темных очках повернулся и на лету поймал брошенную ему банку пива. Сзади на его футболке значилось: «Если ты это читаешь, значит, сучка упала с байка».
– Теперь понятно, что к чему, – сказал Медведь.
Перед диваном лежал гроб, служивший кофейным столиком. Слева стоял мотоцикл, украшенный ярким орнаментом из черепов; из-под него на потертый ковер капало масло. Выпуклое медицинское зеркало, прикрученное к рулю, напоминало леденец на палочке.
Геррера показал на байк:
– Хорошо поработали распылителем.
Бубновый Пес почесал промежность, разрушая образ крутого парня.
– Работа Оглобли Дэнни, сынок. На одном бензобаке двенадцать слоев краски. Ты недостоин даже смотреть на это.
– Оглобля Дэнни? – переспросил Медведь. – Это тот, что похож на киноактера Джона Холмса?
Бубновый Пес расхохотался вместе со спутниками; передний зуб у него был выбит.
– Да, вроде того. Дэнни – крутой малый.
Несколько «грешников» собралось у дверей в соседнюю комнату. Протезы, банданы, отсутствующие мочки – они выглядели как сборище уродов на карнавале.
– Эй, Энни! – пожилой байкер поманил шедшую мимо девицу пальцем.
За дверным косяком был виден край голого матраца. Когда Энни опускала на него малыша, Тим заметил лоснящиеся шрамы, которые тянулись вдоль ее ног, будто швы. Уж не Дэн ли это портняжил?
Она прошла в другую комнату. Заметив выражение отвращения на лице Медведя, Бубновый Пес глупо ухмыльнулся и кивнул головой в ее сторону:
– Хочешь попробовать?
– Я бы даже твоим членом драть ее не стал.
– Я не трахаюсь с копами, – процедила Энни, обернувшись.
– Да, конечно, не хочешь опускаться ниже канализации, – ответил Медведь.
Ее окружили мужчины. Пожилой схватил ее за плечи, они отступили на матрац и исчезли из вида. Другие дожидались своей очереди, выдергивая ремни и ухмыляясь.
– Ну и чего вы ждете? – сказал Медведь, показывая в ту сторону, где скрылись любовники. – Им наверняка надо бросить якорь!
Кто-то из байкеров рассмеялся.
– Бубновый здорово отъелся на мексиканских харчах.
Кожа на лице Герреры натянулась.
– Что, за границей еда вкуснее?
– Да, – ответил байкер с неплохим мексиканским акцентом. – Кроме того, там не страхуют машины!
Все засмеялись и ударили по рукам.
Геррера сказал:
– Теперь понятно, почему у тебя нет переднего зуба.
Звуки из комнаты с матрацем становились все громче. Кто-то позвал:
– Эй, Палец на Соске! И ты, Щенок! Вам что, нужно особое приглашение?
– Ну и клички, – сказал Медведь. – У вас, ребята, есть, наверное, и детская площадка с деревянными грибками?
Те двое, что пришли с Бубновым Псом, тоже разделись и встали в очередь; когда они отошли, Тим увидел на противоположной стене кожаные куртки, развешанные, словно рыбачьи трофеи. К ним были прикреплены подписи с именами. Они были сняты с изгнанных членов клуба. Чтобы вернуться в клуб или просто остаться в живых, они должны были доказать свое превосходство над другими во время совместных вылазок.
Тим подумал о куртке Чуча Миллана, которую сняли с его тела всего несколько часов назад, и предположил, что «грешники» уничтожают те куртки, которые могут стать вещественными доказательствами. Из всех курток только парочка принадлежала бывшим «грешникам»; косуха Нигера Стива была еле различима.
Тим указал на другую куртку, где красовался пламенеющий череп «грешников»:
– Что, Хлыста тоже убили?
– Нет, старина Хлыст просто вел себя неправильно. Вот его и вытурили.