Спецагент из ниоткуда

– Господин Рузвельт не рассчитывал на то, что у нас есть такое мощное оружие, как подводные лодки, – произнес Гитлер. – Наше преимущество в том, что мы с самого начала ограничились всего несколькими типами субмарин и учли все их особенности при серийном производстве. Основа остается неизменной, а вот в конструкцию отдельных подводных кораблей можно внести изменения.

Эта реплика фюрера не оказалась брошенной на ветер. Вскоре на U-536 была установлена новейшая радиоаппаратура и дополнительное оборудование. Уже тогда Гитлер задумал использовать субмарину Хелгена для специальных операций. Разумеется, ни ему, ни другим присутствовавшим за столом не могло прийти в голову, что всего через три года война будет безнадежно проиграна и «специальные операции» окажутся связанными с поспешным бегством.

– Вообще, нашим подводным лодкам, – продолжал фюрер, – суждено сыграть решающую роль в войне. Ну, хорошо: пусть даже господину Рузвельту удастся не допустить распространения военных действий на Исландию – как он любит выражаться, его перевалочный пункт западного полушария. Но положение вещей ныне таково, что уже вся Атлантика, а не только та ее часть, где проходят северные английские конвои, стала зоной оперативных действий наших субмарин! Им даже на руку, что в Средней Атлантике ночи длятся по 8 – 10 часов, не так ли, дорогой Хелген?

После ужина и просмотра нового выпуска «Дойче вохеншау» (обилие кадров с ликующими детьми привело Гитлера в восторг) фюрер и Борман тепло попрощались с Хелгеном, а начальник сопроводительной команды штурмбаннфюрер Гешке сообщил ему о предоставлении двух суток отпуска.

Весь следующий день Хелген провел в Восточной Пруссии у престарелых родителей (они погибнут в автомобильной катастрофе в 1943 году), а затем отправился в Берлин – к Анне.

Они сидели в уютном погребке близ ратуши, при свечах, и говорили о будущем. Тогда они еще не были женаты. В одни и те же понятия они вкладывали разный смысл. Для Анны «потом» означало «после победы». Хелген вообще избегал говорить о конце войны. Нет, он не был паникером или пораженцем, да и военная ситуация марта 1942 года вряд ли могла натолкнуть немецкого офицера на мысль о том, что Германия способна проиграть. Но он был солдатом, а любой солдат хорошо знает, что не всякая война заканчивается победой, военное счастье изменчиво.

Теперь, глядя на разрушенный бомбардировками Киль, он вспомнил этот вечерний разговор в марте сорок второго…

Хелген уселся на заднее сиденье машины, рядом с ним разместился Раттенхубер. Людден-Нейрат сел впереди. Вторая машина шла следом.

– У вас есть полномочия сообщить мне, с чем связан этот вызов, штандартенфюрер? – спросил Хелген по дороге на аэродром.

– Если бы я получил такой приказ, я бы уже выполнил его, – скупо улыбнулся Раттенхубер.

Ехали на большой скорости минут сорок – дорожные полицейские почтительно козыряли, едва завидев правительственный штандарт. Машины въехали прямо на летное поле и затормозили возле «Мессершмитта». У трапа самолета вытянулся человек в форме капитана ВВС. В 9 часов 42 минуты «Мессершмитт» взял курс на Берлин.

2

14 апреля 1945 года

13 часов 50 минут

Берлин

Сдавая личное оружие адъютанту Бормана, Хелген думал о том, каким он увидит рейхсляйтера теперь…

– Идите по этой лестнице, – распорядился адъютант, – и далее по коридору до конца.

– У меня не будет сопровождающего? – сдержанно удивился Хелген.

– Рейхсляйтер высказал пожелание, чтобы вы пришли один.

Фрегаттен-капитан спустился по лестнице и ступил на шероховатый пол длинного бетонированного коридора с рядами дверей по обеим сторонам. У каждой двери справа и слева в предписанной уставом позе замерли эсэсовцы с автоматами. Дальняя дверь была обита красной кожей. Охранники тщательно проверили документы Хелгена и посторонились.

В просторном кабинете, освещенном мягким неярким светом настольной лампы, сидел за столом Борман. Он поднял взгляд на Хелгена, застывшего в приветственной позе. Перемена была разительной. Вместо подтянутого, уверенного в себе человека, каким он запомнил Бормана, Хелген увидел почти старика. Рейхсляйтер сутулился, он даже будто стал меньше ростом. Глаза потускнели, из них исчез ироничный огонек. Сильно же изменился Борман с того вечера в сорок втором, когда состоялся ужин в ставке «Вольфсшанце»! Но трудно было бы найти в рейхе человека, которого не изменили эти три года…

– Садитесь, – негромко предложил Борман.

Он встал из-за стола, медленно подошел к большому радиоприемнику, взял с его крышки пистолет. Ни слова не говоря, он долго рассматривал оружие, потом тяжело повернулся к фрегаттен-капитану.

– Умер выдающийся человек, – тускло произнес он. – Германия лишилась великого сына. Генрих Шлессер застрелился…

В лице Хелгена ничего не изменилось – он никогда не слышал о Генрихе Шлессере.

Борман вернулся за стол. Желтый круг электрического света задел краем его руку.