Спецагент из ниоткуда

Он вытащил из внутреннего кармана пальто пистолет с глушителем. Хелген вскочил так стремительно, что кресло отлетело к противоположной стене.

– Это ни к чему, – нервно, торопливо забормотал он. – Уберите оружие… Вы что, с ума сошли?

Посетитель молча поднял пистолет, направляя его в лоб Хелгена.

– Нет! – взвизгнул Хелген, пятясь к окну. – Не надо денег, берите документы… Зачем вам убивать меня? Вас будут искать и найдут… Я обещаю, я клянусь молчать…

– Поверьте, Хелген, – тяжело проговорил гость. – Мне не доставляет удовольствия убивать вас, равно как и вообще убивать. Но люди, которые будут задавать вам вопросы, поставят их так, что вы не сумеете промолчать.

Он выстрелил. Глушитель редуцировал звук до почти неслышного хлопка. На лбу упавшего Вернера Хелгена появилось красное пятнышко, и две алые дорожки зазмеились от него.

Посетитель вернул пистолет в карман, уложил папку в атташе-кейс Хелгена, налил себе вина и выпил маленькими глотками. Потом убийца аккуратно стер отпечатки пальцев платком, подхватил кейс и покинул номер 212, повесив на круглую ручку картонку с надписью «Просьба не беспокоить». В холле портье не обратил на него внимания.

На улице человек в твидовом пальто окликнул первое попавшееся такси и распорядился ехать на вокзал. В момент, когда такси убийцы поворачивало за угол, в холл отеля «Ройзенхоф» ворвался мужчина с изуродованным, покрытым шрамами лицом – по документам гражданин Германии Теодор Ленц, на самом же деле Олег Сергеевич Голдин. Он обратился к портье на безупречном немецком:

– Я разыскиваю господина Хелгена. Он сказал мне, что остановится в вашем отеле.

Едва выслушав ответ, Голдин уже мчался по лестнице. Невзирая на табличку «Просьба не беспокоить», он забарабанил в дверь, потом повернул ручку и вошел.

Стоя над телом Вернера Хелгена, Голдин стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

Трубка Хелгена еще дымилась в пепельнице.

– Десять минут, – прошептал Голдин. – Проклятие, быть может, меньше десяти минут!

Он не стал обыскивать номер – слишком хорошо знал, что ничего не найдет… Спустился в холл и подошел к портье.

– Я комиссар полиции, – сказал он. – Прошу вас ответить на несколько вопросов.

Старик изобразил вежливое внимание.

– Что-нибудь случилось, комиссар?

Голдин мысленно возблагодарил традиционный немецкий пиетет к властям. Портье даже не попросил у него документального подтверждения. Подделка у Голдина имелась, но грубоватая.

– Нет, ничего. Вы видели человека, который только что был у герра Хелгена? Вы запомнили его?

Портье последовательно ответил на оба вопроса.

– Я видел его, комиссар. Я не запомнил его, комиссар.

– Попытайтесь все же вспомнить хоть что-нибудь. Рост, одежда, цвет волос…

Старик на минуту задумался и решительно покачал головой:

– Извините, комиссар, но я видел его всего какие-то секунды. Он только спросил о господине Хелгене и сразу прошел наверх. У него непримечательное лицо. Что-нибудь необычное я бы заметил.

Голдин вздохнул:

– Но вы разговаривали с ним. Может быть, его акцент? Как по-вашему, немец ли он?

Портье виновато развел руками.

– Собственно, я не разговаривал с ним. Он спросил только фамилию: «Хелген?» И все. Я не уверен, но… Мне кажется, он не немец, комиссар. Так мне показалось.

Голдин с досадой щелкнул пальцами.

– Благодарю вас.

– А почему бы вам не расспросить самого господина Хелгена?

– Если господин Хелген и ответит на вопросы, – уныло произнес Голдин, – то не мне, а кому-то значительно более вышестоящему…

Портье понимающе кивнул.

У подъезда «Ройзенхофа» Голдин поднял воротник плаща и зябко засунул руки в карманы. Перед ним простирался мокрый, блестящий в свете фонарей асфальт улицы, далее – мир, в котором ему предстояло разыскать человека, убившего Вернера Хелгена и, по всей видимости, завладевшего документами Шлессера. Человека, о котором Голдину не известно решительно ничего.

3

– Вспоминаю ли я? – медленно переспросил Кремер. Он нашарил на тумбочке сигареты, закурил, не торопясь отвечать на вопрос Ольги. Поспешного ответа от него и не требовалось – ритм их беседы был иным.

Кремер очень любил эти ленивые часы в их небольшой московской квартирке (теперь уже их, а не только его). Часы, когда они с Ольгой лежали рядом в полумраке при закрытых шторах, утомленные, освобожденные, и тихонько разговаривали обо всем на свете. Темой могло быть что угодно – погода, новый фильм, телевизионная передача… Но они редко вспоминали те странные и зачастую жуткие события, в которых им пришлось участвовать. И вот теперь Ольга задала вопрос об этом.

– Наверное, нет, – ответил он наконец. – Забыть нельзя, конечно… Но и вспоминать нет особой радости.

Он откинул одеяло, сел в постели, набросил на плечи халат.

– Ты проголодался? – поинтересовалась Ольга.

– Скорее да, чем нет.

– Я посмотрю в холодильнике.

– Можешь не трудиться, там пусто.

– Совсем?

– Если тебя прельщает престарелая колбаса…

– Не прельщает, – засмеялась Ольга и встала. – Давай-ка я навещу магазин…

– Я с тобой. Мне без тебя скучно.

– Нет уж, великий лентяй, на этот раз не отделаешься! Кто обещал починить стиральную машинку? Пушкин?