Маркграф Салуццо сокрушенно поджал губы. Его голова оставалась единственной неискаженной частью разросшегося паучьеобразного тела. Лицо могло принадлежать мужчине среднего возраста и даже сохранило подобие былой красоты. С побледневшего лица на Гримберта взирали темные глаза с расширившимися зрачками. Скорее всего, в его крови циркулирует запредельное количество наркотической дряни, отстраненно подумал Гримберт. Иначе боль давно убила бы его. Удивительно живучее отродье.
– Тебе не нравится, как я выгляжу, милый Гримберт? – Лотар, маркграф де Салуццо, закатил глаза, изображая обиду. – Как это несправедливо! Разве не твоими стараниями я заслужил этот облик? Разве не твои лекари месяцами кроили меня, превращая в это?
– Не по своей прихоти, Лотар. Мы оба знаем это. Я исполнял волю его величества.
– И проявил немалую фантазию при этом. Не скромничай, проказник этакий!
В сладострастном шепоте Лотара Гримберту почудилось что-то змеиное.
Уже предвкушает, понял он. Лотар всегда был великим гурманом. Он никогда не терпел спешки, приступая к главному блюду, и мог бесконечно долго повязывать на свою дряблую шею вышитую салфетку, утверждая, что подготовка к основному удовольствию составляет половину его цены.
Едва ли его вкусы претерпели изменения за эти пять лет, подумал Гримберт. Вот и сейчас он осторожно принюхивается, чтобы раззадорить свой аппетит. Ему мало вкуса, ему надо ощутить запах во всей его полноте. Запах моей беспомощности. Черт возьми, впервые в жизни у него есть для этого приличное количество носов…
Рот Лотара де Салуццо растянулся в улыбке. На удивление человеческой для существа, которым он являлся.
– Ты всегда казался мне милым мальчиком, Гримберт. Думаю, пришло время продемонстрировать тебе мою благодарность. Вылазь из своего доспеха. Будет лучше, если ты сделаешь это по доброй воле. Эти ребята вокруг тебя – венецианские забойщики. Они не просто хороши в своем деле, они лучшие в своем ремесле. И лучшие из тех, кого может позволить себе казна мари Салуццо. А еще у них есть газовые резаки, и я прикажу пустить их в ход, если ты будешь упрямиться. Но мне бы не хотелось до этого доводить. Во-первых, у нас уйдет несколько часов, чтобы вырезать тебя из этой железяки. Во-вторых, тебе могут случайно причинить боль. А я не хочу, чтоб ты испытывал боль до того, как мы вернемся в мой дворец. Знаешь, даже кусочек яблока может перебить аппетит перед шикарным ужином. Мне бы не хотелось, чтоб ты упускал даже малейший кусочек той боли, что тебя ждет впереди. Поверь, я приготовил нечто по-настоящему роскошное. Надеюсь, ты будешь хорошим мальчиком и не станешь оспаривать мое право на месть?..
– Месть? – прохрипел вдруг лежащий в снегу Берхард с нескрываемой яростью. – И ты еще смеешь говорить о мести, мерзавец? Ты заслужил все, что с тобой случилось!
Несмотря на разбитые всмятку губы и распухшее лицо, говорил он на удивление четко. Может, потому, что из его речи впервые пропал иберийский акцент.
Лотар выпятил губы, точно обиженный ребенок.
– Ах, барон, барон… Что ж, вы всегда славились несдержанностью.
Гримберту хотелось рассмеяться, но он сдержался, зная, что грубый микрофон доспеха превратит его смех в немелодичный треск.
– Барон? Он и в самом деле барон?
– А ты не знал, кого предаешь? – Лотар приподнял бровь. – Позволь тебе отрекомендовать. Барон фон Кетлер, мой давний друг и вассал. Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Честно говоря, я собирался отправить господина барона под лед или наскоро сжечь на углях, но подумал, что вам обоим не помешает еще разок увидеть друг друга. Взглянуть друг другу в глаза, так сказать.
В глазах у Берхарда, алых от полопавшихся сосудов, не было ничего, кроме ненависти. Даже связанный, избитый до полусмерти, он завозился в снегу, пытаясь подняться на ноги. Если бы ему это удалось, понял Гримберт, он бросился бы на них. На Лотара, на забойщиков с их кулевринами, даже на бронированный рыцарский доспех…
– В конце концов я подумал, что могу подарить барону фон Кетлеру такую малость, – Лотар получал явственное удовольствие, наблюдая за его беспомощной возней. – В конце концов, на протяжении многих лет он был моим верным вассалом. Одним из самых приближенных, пожалуй. Я-то думал, после Железной Ярмарки мы с ним никогда уж не свидимся, ан вот какой сюрприз. И за него я, конечно, должен всецело поблагодарить тебя, милый Гримберт. В конце концов, это ты подарил мне встречу с ним!
Берхард захрипел от ярости – сквозь щели в зубах потекла слюна вперемешку с кровью. Ледяное спокойствие вчерашнего проводника растаяло, как тонкий слой льда поверх походного шатра. Ненависти, заключенной в его изувеченное тело, было столько, что Гримберту показалось странным, как она не расплавила свой сосуд, выплеснувшись на снег.
Лотар поднял одну из конечностей, похожую на побывавшую под дробилкой руку, тонкую и дрожащую на ветру, и задумчиво почесал ею опухоль в своем боку, состоящую, кажется, из вороха переломанных и кое-как сросшихся ребер.