Сперанский

«Гнев Государя для всякого и всегда должен быть великою горестию, но обстоятельства, в коих я оному имел несчастье подвергнуться, безмерно увеличили его тягость, — жаловался Михайло Михайлович Алексею Андреевичу. — Время двукратной моей ссылки, особливо же последней из Нижнего в Пермь; образ, коим она была произведена; крутые и бесполезно жестокие формы, кои при сем исполнителями были употреблены; злые разглашения, везде меня сопровождавшие, все сие вместе поселило и утвердило общее мнение, что, быв уличен или, по крайней мере, глубоко подозреваем в государственной измене, одним милосердием Государя я спасен от суда и последней казни. Таково точно есть положение, в коем я нахожусь четыре года с половиною. Я не утруждал Е[го] В[еличество] никакими жалобами, доносами, ожидая всего от Его собственного великодушия».

Далее Сперанский сетовал в письме на то, что с течением времени ему будет все труднее и труднее оправдаться перед обществом: многое забывается, важные свидетели умирают, да и сам он может сойти в гроб, навсегда оставшись в общественном мнении в качестве «государственного преступника» и оставив своей дочери «в единственное наследство бесчестное и всех проклятий достойное имя». И здесь опальный сановник указал на обстоятельство, которое более всего тревожило его. «У меня дочь невеста, и кто же захочет или посмеет войти в родство с человеком, подозреваемым в столь ужасных преступлениях… Заслужил ли я сии ужасы?» — вопрошал он Аракчеева.

Обрисовав в самых мрачных тонах свое положение, Сперанский предлагал два выхода из него: «Или дать мне суд с моими обвинителями. Естьли обыкновенные судебные обряды покажутся для сего несвойственными, то Комиссия или Комитет, временно для сего поставленный, могли бы скоро все окончить… Или же, когда сие средство представится почему-либо несовместным: не возможно ли бы было решить все самым простым, хотя несравненно менее удовлетворительным образом: это есть оставить мне способ оправдать себя против слов не словами, а делами, отворив мне двери службы. В каком бы звании или степени гражданского порядка в столице ли или в отдалении, где бы и как бы ни угодно было Г[осударю] Щмператору] употребить меня, я смею принять на себя строгую обязанность точным и верным исполнением Его воли изгладить все горестные впечатления, кои лично о свойствах моих могли бы еще в душе Е[го] В[еличества] оставаться. Есть точка зрения, в коей все случившееся со мною может представиться в виде менее крутом, нежели оно было на самом деле. В 1812 году по вошедшим донесениям Государь Им[ператор] соизволил удалить Секретаря своего от службы — ныне по подробном рассмотрении найдя донесения сии недоказанными, Е[го] В[еличество] соизволяет его употребить-таки на службу. Тут ничего нет особенного или чрезвычайного».

В заключение своего послания к графу Аракчееву Сперанский просил его посодействовать освобождению из Вологодской ссылки бывшего статс-секретаря М. Л. Магницкого[1] и помочь с продажей имения Великополье в государственную казну.

К тексту данного письма Михайло Михайлович осмелился приложить проект императорского указа о своем возвращении на государственную службу. Он выразил желание, чтобы в указе было прямо заявлено: «…Ныне, по подробном рассмотрении, находя донесения сии недоказанными, Его Величество соизволяет его употребить паки на службу…» Не знал, не понимал Сперанский императора Александра или… не хотел его понимать.

Алексей Андреевич охотно откликнулся на обращение к нему Сперанского. И помог опальному сановнику возвратиться на государственную службу. 6 сентября 1816 года в Великополье привезено было ответное послание Аракчеева. «Письмо вашего превосходительства Государю Императору, — сообщал граф Сперанскому, — я имел счастие представить, и Его Величество изволил читать не только оное, но и ко мне вами писаное. Какая же высочайшая резолюция последовала, оное изволите увидеть из прилагаемой копии указа, данного правительствующему сенату. Государю Императору приятно будет, если вы, милостивый государь, отправитесь из деревни прямо в назначенную вам губернию».

К письму была приложена копия подписанного императором Александром 30 августа 1816 года Указа Правительствующему Сенату. В нем говорилось: «Пред начатием войны в 1812-м году при самом отправлении моем к армии доведены были до сведения моего обстоятельства, важность коих принудила меня удалить от службы тайного советника Сперанского и действительного статского советника Магницкого; к чему во всякое другое не приступил бы я без точного исследования, которое в тогдашних обстоятельствах делалось невозможным.

По возвращении моем приступил я к внимательному и строгому рассмотрению поступков их и не нашел убедительных причин к подозрениям. Поэтому, желая преподать им способ усердною службою очистить себя в полной мере, всемилостивейше повелеваю: тайному советнику Сперанскому быть Пензенским гражданским губернатором, а действительному статскому советнику Магницкому Воронежским вице-губернатором»[2].