Спастись ещё возможно

— Как и ожидалось, они нас не впустили, — докладывал высокий капитан милиции полному седому господину в мятой гражданской паре, — вышел какой-то хмырь, предъявил удостоверение ФАПСИ, дескать, объект совершенно-секретный без права доступа, ну, и прочее. Посоветовал убираться и забыть про дорогу.

— Так, — полный утер со лба пот белоснежным платочком, — естественно вас они просекли и теперь должны начать суетиться. Будут вывозить фигуранта. Блокируйте дорогу и приготовьте подразделение к штурму объекта.

— Бойцы на рубеже, — доложил некто стоящий рядом в камуфляже без знаков различия. — Сейчас задействованы саперы. Только что к объекту проследовал черный джип “Чероки”.

— Так, — еще раз кивнул полный господин, бесспорно возглавлявший здешнюю компанию, — препятствий никому не чините, —на объект пускай проезжают.

— Остается дырка со стороны болота, — доложил помощник в камуфляже, — там возможен только контроль с воздуха. Два борта ждут команды.

— Знаю. Пусть ждут команды, — сказал полный, — там все равно не пройти, торфяник горит. Борты поднимем после начала операции. Что там со связью? — он кивнул в сторону микроавтобуса.

— Связь есть.

— Добро, — махнул рукой главный, — дайте связь с центром.

Он подошел к микроавтобусу и скрылся в салоне...

* * *

Через сорок пять минут полковник смотрел в окно, в спину трем удаляющимся фигурам, раздутым от экипировки и огромных рюкзаков. “С ними все будет нормально, все будет тип-топ, они лучшие мои люди, — успокаивал он себя, но все равно сердце тревожно щемило: слишком многое было поставлено на карту. — Как все переменилось! Лет десять прошло, а как будто в другом мире живем. Словно проказой нас поразило: повсюду взяточники, воры, предатели. И теперь вот судьба стольких людей зависит от какого-то рядового бандита. Хотя, возможно, он и не совсем пропащий, есть в нем что-то такое…”

Видел он, Сергей Иванович Кузьмин, российский офицер, ныне полковник ФСБ (Генрих Семенович — это, конечно же, легенда, очередной оперативный псевдоним), на своем веку всякую мразь, такую, что хуже плесени, рукой прикасаться противно. А ведь приходилось общаться с ними, скрывать чувство омерзения и приятно улыбаться в ответ. Такая работа! Но сейчас что-то подсказывало полковнику, какое-то самое глубинное профессиональное чутье, что не ошибается он в Прямкове, что отлетит все наносное и раскроется в нем скрытое доселе человеческое…

“Пора…”, — полковник встряхнулся, избавляясь от ненужных сейчас мыслей, и быстро вышел во двор. У двух автомобилей стояли все, кто остался: пятеро упакованных в камуфляжные комбезы и прапорщик. Команда. Его команда! Полковник медленно обвел всех взглядом и, едва заметно улыбнувшись, сказал:

— Выражаю всем благодарность. Если уцелеете, получите отпуска и премии. Хватит и в море искупаться, и родных гостинцем порадовать. Обещаю.

— Служим России, — нестройно гаркнули мужики.

— Действуем так, — полковник словно бы не заметил этой неловкости, — Защиту по периметру отключаем: оборонять нам теперь нечего. Силин со мною в машине, он все-таки прапорщик, — при этих словах все заулыбались, а сам Силин смущенно потупился. — В “каблуке” Иголкин и Валуев. Трое остаются здесь и ждут команды, если таковая поступит. Теперь на случай нештатной ситуации, а она, увы, наиболее вероятна. Сомневаюсь я, что нас захотят отсюда свободно выпустить. В таком случае, каждый действует по обстоятельствам. Не первый год замужем, — полковник еще раз обвел всех взглядом, а потом перекрестил: — Ну, с Богом!

Первым со двора выехал новенький джип “Чероки”, ему в хвост пристроился обшарпанный “каблучок”. Три пары глаз смотрели им в след сквозь перечеркнутые колючкой створки ворот. И читалась в этих глазах тревога, все равно читалась, несмотря на застывшие, словно окаменевшие лица …

“Как-то все пройдет теперь?” — Кузьмин попытался хоть немного расслабиться, откинувшись на кожаное комфортабельное сиденье. Он смотрел на обычную российскую дорогу, ничем не примечательную, не хуже и не лучше сотен ей подобных, но чувствовал себя крайне неуютно. В Чечне было проще — там враг если и рядился в личину друга, то были средства распознать, разобраться. И не только в Чечне. В каждой московской, питерской, казанской клоаке, где приходилось иметь дело с накипью, с нагаром, с человеческим отродьем — везде было понятней и проще. А сейчас их встретят свои — люди из соседних коридоров, из кабинетов за стеной. “Кто они? — задавался он вопросом. — Друзья? Враги?”

Дорога вильнула в сторону, и Силин, слегка притормозив, вопросительно взглянул на полковника. Впереди, метрах в сорока, дорогу перекрывал ментовский желто-канареечный УАЗик. Перед ним стоял рослый милиционер с поднятым полосатым жезлом.

— Машина все та же, — доложил Силин, — и мент тот, что был у нас. Что будем делать?

— Что делать? — полковник прищурился, он опять был собран и готов ко всему, — Тормозни, конечно, и будь начеку. Думаю, дурить-то не будут?