— Да, Михаил Сергеевич. Только...
...
— Контакты с любыми террористическими организациями в Европе нам строго запрещены.
— Кем запрещены?
— Юрием Владимировичем — удивленно сказал Чебриков
Интересные дела. Скорее всего, в рамках подготовки к подписанию большого договора 1976 года в Хельсинки. Но когда британцы и американцы начали массово поставлять в Афганистан ПЗРК — запрет этот смысла не имеет.
— С моего разрешения
— Ясно, Михаил Сергеевич
— И представьте смету. На Вашингтон и вообще. Только с курьером и не через секретариат. Мне в приемную лично, я предупрежу, чтобы не регистрировали.
— Есть.
А потом позвонили снизу, сказали, что пришли Ирина...
Чета Горбачевых — это типичная семья советской интеллигенции позднего СССР. Настолько типичная, что хоть книгу пиши. Два родителя, оба с высшим образованием, один ребенок рожденный в юности — и больше детей нет. Ребенок, избалованный вниманием, поскольку единственный — но и одинокий, потому что нет ни старших ни младших братьев и сестер, и таким образом важная часть социализации пролетает мимо. Родители занимаются карьерой, работой, ребенок постольку — поскольку. Настоящей эмоциональной связи с семьей, с родителями — чаще всего нет. Такие дети вырастают обычно одинокими, уязвимыми, с небольшими шансами создать семью, тем более большую, полноценную. Зато с повышенными риском развода.
Ирина, по крайней мере, смогла создать нормальную семью. Есть внучка, и я знаю, что должна быть еще одна. И будет развод. В девяносто третьем, самом страшном году российской независимости. Не надо спрашивать, почему.
Надо сделать так чтобы этого не было. Чтобы семья моей дочери, как и десятки, сотни тысяч других семей — сохранились...
Ирина работала в больнице, старалась не выделяться — в отличие от матери, которая всегда старалась быть на виду. Когда она зашла в кабинет... я испытал привычное уже мимолетное чувство страха... кто знает родителей лучше, чем ребенок. А что если она меня разоблачит. С другой стороны — а кто поверит, что в голове Михаил Сергеевича — сейчас чужой разум человека, погибшего пятьюдесятью годами позже? Никто не поверит, в психушку свезут за такие слова — я бы и сам не поверил. А кто поверит, что в девяносто первом может рухнуть СССР, а через тридцать лет начнется война России и Украины? Если кому сейчас сказать, что начнется война России и Украины — можно в морду за такие слова получить.
— Ирина... садись. Чай будешь....
Не знаю даже как обращаться — потому буду пока официально. В конце концов — нас в академии учили находить контакт с незнакомцами. НЛП учили. Применять такое к собственной дочери... мерзость конечно.
А что делать?
Принесли чай, варенье, сладости — мне с мусульманских республик многое приходит. Ирина тайком осматривалась, я вдруг понял, что она никогда не была в рабочем кабинете отца.
— Пойдем, проведу, покажу всё...
Рабочий кабинет генсека — целый комплекс помещений, секретари, причем у меня три секретаря получается — как Генерального секретаря ЦК КПСС, как зама Предсовмина и адъютант от Минобороны, положенный Верховному главнокомандующему — причем он не носит ядерный чемоданчик, для этого отдельный офицер. Зашли в комнату охраны, куда я распорядился отдельно стол поставить, холодильник и чайник. Офицеры дежурной смены вскочили.
— Несите службу, ребята — по-доброму сказал я
Зашли в комнату отдыха — их, кстати, тоже две. В одной был диван, приготовленный для сна. Лучше нет повода, чтобы начать разговор о наболевшем
— Ты теперь здесь ночуешь?
— Бывает.
...
Я показал на кресло.
— Садись. Рассказывай, с чем пришла.
— Я у мамы была...
— И как она?
Ирина печально посмотрела на меня
— Вы теперь разъехались? Вместе не живете
Я покачал головой
— Не так. Это мама уехала и не живет вместе со мной. И я не знаю, почему.
— Разве не знаешь?
Я пожал плечами
— Пап, я вас никогда не мирила даже. Что произошло?
— Произошло то что в один прекрасный день я вернулся на дачу и не нашел там маму. И теперь мне грозит взыскание по партийной линии за распад семьи. А так как ты уже взрослая — я еще налог за бездетность платить буду.
— Папа... ты правда не понимаешь, почему мама ушла?
— Ира, я не хочу понимать. Я хочу честности в отношениях. Честность в отношениях — это когда ты говоришь, что тебя не устраивает, а не заставляешь мужа гадать. Мне некогда гадать, понимаешь?
Ирина смотрела на меня
— Пап, ты что, разлюбил маму?
— Нет, конечно.
— Просто ты всегда ей уступал.
Я вздохнул, тяжело и выразительно, хоть на сцену...
— Папа...
— Ира, пойми. Человек не может быть дома одним, а на работе другим. Здесь мне уступать нельзя понимаешь? Практически никогда и ни в чем. И дома я тоже уступать больше не буду. Не могу просто не имею права. Если твоя мама придет и скажет, что ее беспокоит — мы попробуем это решить.
— Она не придет.
...
— Ты не понимаешь, почему? — разозлилась Ирина — она гордая!
— А я значит не гордый.
Почему то эти слова... я ее как будто ударил
— Ира.
...
— Ты в любом случае останешься моей дочерью. Моей и мамы. Понимаешь? Это никто не изменит...
Но Ирина, ничего не сказав, вышла в кабинет. И ушла...