Одновременно с этим — произошел и военный переворот в Пакистане и военные повесили премьера Бхутто, который заговаривал об «исламском социализме». Вот мы и решили, что теряем позиции в регионе и потому надо применить силу. И применили — но все оказалось намного сложнее, чем изначально казалось.
— Надо проработать вопрос поддержки афганского режима после примирения. В примирении участвуют далеко не все, радикалы типа Халеса или Хекматияра явно продолжат войну. Нельзя допустить, чтобы афганское правительство национального согласия пало.
Лигачев уставился на меня
— Да как оно падет? Мы столько туда вложили.
— Всякое может быть. Я, Егор, на воду дую. Столько ошибок совершили. А сейчас мы будем вынуждены идти на компромисс со старым режимом, с монархическими и частично даже исламскими слоями, с духовенством. Это интересно еще и тем, что в случае успеха у нас будет модель взаимодействия прогрессивных и регрессивных слоев в одном государстве и в одном историческом периоде. Мы получим ответ на вопрос, может ли в принципе соседствовать прогрессивный социальный строй социалистического типа с остатками полуразвитой буржуазии и духовенством. Могут ли они не воевать, но работать вместе на интересы страны. Это не просто отвлеченный вопрос. Это вопрос возможности победы социализма во многих странах третьего мира — там мы неизбежно столкнемся с теми же самыми проблемами...
...
— Егор, ты чего. Что-то сказать хочешь?
— Тут... Раиса Максимовна пришла.
— Сюда?
— Да. Я ее в своей комнате отдыха пока посадил.
— Ну, ладно. Пусть сюда идет
— Михаил Сергеевич. Тут это... Я Зину посылал к ней. Поговорить.
— И что? Чем разговор закончился?
...
— Ох, Егор Кузьмич. Ругать тебя не ругаю, но имей в виду: роль свахи, как и миротворца в семейных дрязгах — самая неблагодарная работа на свете.
,
Терпеть не могу таких вот... историй.
Как то и в той жизни не сложилось и в этой ... не очень выходит.
Раиса Максимовна сидела и смотрела на меня, а я сидел и смотрел на нее. И я понимал, что должен первым начать говорить, но понимал и то что опять окажусь под каблуком, да и то что я скажу, будет ложью.
Потому первой начала Раиса Максимовна
— Здравствуй...
И молчание
— Сказать было нельзя? — спросил я
— Что сказать?
— Что тебя что-то не устраивает в браке. Что ты хочешь уйти.
...
— Рая. Мы можем сколько угодно так глядеть. Скажи.
Она улыбнулась, но невесело
— Ты изменился.
— Ну, само собой.
— Нет, правда. Ты никогда так со мной не разговаривал.
— Мы никогда вообще не разговаривали о нашем браке, верно? Может, пора поговорить?
Она задумалась
— Знаешь... я когда кандидатскую писала, я по домам ходила с таким же вот вопросом. Что для вас ценно в браке?
— И что тебе отвечали?
— Да по-разному отвечали.
— Ну, давай ты ответь. Что для тебя ценно в браке?
...
— Или что для тебя было ценно в браке
— Взаимопонимание — сказала она
— Взаимопонимание — повторил я — ты хочешь сказать, что его у нас нет?
— А что, есть?! — вдруг выкрикнула она — ты же дома не бываешь! Ни о чем не говоришь, молчишь! Я тебя о чем прошу — ты половины не сделал!
О!
Вот оно!
Так получилось, что в той жизни во время подготовки — нам давали много психологии. Тогда ей полностью заменили часы, которые ранее отводились на марксистско-ленинское учение. И получилось, что психология стала самым важным предметом в курсе подготовки — тем более что в девяностые стало можно говорить о многом, о чем нельзя было раньше даже на курсах Военно-дипломатической академии. Так что мы серьезно изучали техники манипуляции, и эта наука — она ведь не только в разведке, она прекрасно и в жизни применима. Прекрасно видишь манипуляции своей второй половины... может, потому и не получается. Слишком хорошо все видно.
Слишком.
— Рая, давай так. Здесь не Ставропольский край, а я не стол заказов. Я стал Генеральным секретарем слишком рано и сейчас мне каждое лыко — будет в строку. Если ты этого не понимаешь...
— Да я понимаю — сказала Раиса Максимовна после театральной паузы — но хотя бы обращать внимание на меня ты — можешь?
— Могу, Рая. Я всегда про тебя помню. Но работы много и будет еще больше. Слишком много завалов накопилось, еще с семидесятых толком вопросы не решались. Так что извини — как в Ставрополе не будет.
Раиса смотрела в пол, на ковер
— Да, еще...
...
— Приходила Нанули...
Раиса смотря на меня поняла, что я не понимаю, о ком речь и уточнила
— Нанули Шеварднадзе.
Я снова не понял
— И?
— Она просит... раз все сорвалось... вернуть хотя бы часть денег.
— Каких денег? — не понял я
Раиса смутилась и произнесла
— Ну, которые они дали нам. Взаймы.