Рашид, хорошо зная русских - знал, что они слабее татар. По определению. И одна из причин этого - у них не было инстинкта хозяина и домохозяина. Почему так - непонятно, но это было так. Ни один татарин - если он конечно настоящий татарин -не мог быть подкаблучником. Ни один татарин - не мог принять от женщины ничего кроме полного повиновения. Это касалось не только жены - но и сестры, матери.
Ни одна татарская женщина не смогла бы спиться и водить в дом мужиков на пьянки и б... Ей бы не дали этого сделать просто...
А у русских это норм, проходит.
- Если надо, пацанов соберем, такой шухер...
- Не надо...
- Надо!
...
- Ты что, ради этого там...
Рашид сменил тему
- Куда говоришь, устраиваться хочешь?
Его русский друг мрачно молчал
- На заводе только пахари работают. Неважно, кем - работягой, инженером. Это не для меня. И не для тебя. Настало наше время.
Рашид хлопнул своего друга по плечу
- Идем, куртку только возьми. Идем домой, приберемся там маленько. Я у тебя был, только насрать там осталось. Приберемся, переночую я у тебя, можно?
На следующий день - он пошел на Брод.
В те времена - центр Казани был жилым, заселенным, Брод - это была улица Баумана. Там - в нужных местах толпились всякие спекулянты, торговали тем же чем и все - музыка, джинсы, западная одежда. Кое-где были и посерьезнее - эти барыжили иностранной техникой. Крутью считалось иметь видак.
Времена были еще детскими, потому спекулянтов не обирали группировщики, так - грабили изредка, но систематического рэкета тогда не было. Так же - не было принято бить тех, кто явно за двадцать - они были вне войны группировок.
Так что дела шли...
- Чо есть? - подошел к нему парень в пыжиковой шапке, как только он появился на Бауманке
- Чеки.
- Покежь.
Он достал пару чеков. Парень разочарованно свистнул
- Солдатские*... эти один к одному.
- Оборзел?
- Походи. Поспрашивай. Такой курс
Он достал доллары
- А это?
Парень машинально огляделся
- Много у тебя?
- Сколько есть все мои.
- Для дела интересуюсь
- Сейчас пару сотен хочу сдать.
Доллары у него были, он спас их от шмона в кабульском аэропорту. Там попадались только совсем лоховатые дембеля, с улыбкой до ушей тащащие домой двухкассетники Шарп. Такого как он - таможенникам было не взять.
Парень еще раз огляделся - не видать ли дружинников или патруля БКД.
- Не здесь. Пошли.
В подворотне - на него попытались накинуть удавку, но они привыкли иметь дело с набуханными, радостными, что вернулись домой целыми, шумными дембелями. С сержантом разведроты, только что вернувшимся оттуда - им было не справиться.
Движение он почувствовал - в Афгане надо именно чувствовать, если хочешь вернуться целым. Успел подставить руку, развернулся - от души засадил ногой низенькому, кривоногому (откуда только взялся такой) азиату. Удавка больше была не опасна, на него летел парень с камнем. Камней было тут полно - старые дома. Уклонился и пробил. Тот полетел на землю - хорошо полетел, мешком. Выхватил заточку - он носил ее по старой памяти, за ремешком часов. Остались двое. Один успел - рванул в пролом стены, того барыгу, что его привел сюда - он перехватил. Жало заточки уперлось в глаз
- Какой глаз отдаешь, с..а? Левый или правый?
- Я... все отдам.
- Давай. Из карманов - все.
Деньги - в пачках и насыпью. Трое часов Монтана - популярные тогда - в упаковке
- Сам - чей?
...
- Мотался, говорю - за кого?
- С Суконки раньше был - отшился!
- Как пацан отшился? Или обоссали?
- Как пацан!
- Претензии есть?
- Э... нету.
- Тогда стой здесь двадцать минут. На тебе... засекай время.
Он оставил одни часы
- Замусаришься - найду и на перо поставлю. Кишки в руках в больничку понесешь. Всосал? Бывай...
Азиат пытался встать, он пробил ногой - тот рухнул. Насвистывая, бывший сержант вышел на улицу.
Как такового движения афганцев в городе не было.