Спасти посольство

— Совершенно бездоказательное утверждение! — поддержал своего доверителя адвокат. — А вот телесные повреждения у пострадавших налицо!

— Да вы наших ребят посмотрите, — сказал прапорщик. — На них живого места нет!

— Правильно, — кивнул Ветров. — Давай посмотрим. Вызови их сюда.

Мотор милицейского «УАЗа» ожил.

— Мы поедем, товарищ подполковник? — спросил лейтенант.

— Нет, милиция как раз еще понадобится. Если выявятся противоправные действия гражданских лиц, будете заниматься.

Мотор снова выключился, милиционеры приняли позы терпеливого ожидания. Председатель прогуливался взад-вперед и продолжал вытираться платком. Адвокат перебирал в папке какие-то бумаги.

Когда Петров и Скоков переступили порог КПП, Магомед тяжело вздохнул. Разукрашенные синяками и ссадинами лица говорили сами за себя.

— Ну, рассказывайте! — приказал Ветров.

— Да что рассказывать… — начал Скоков. — Вот эти девчонок куда-то тащили… — Он указал на «потерпевших». — С ними еще человек пять-шесть было. Мы замечание сделали, а они быковать начали, как обычно… Камни, палки, ножи… Еле отбились.

— Вот теперь картина проясняется, — удовлетворенно сказал Ветров.

— Ничего не проясняется, — нахмурился адвокат и зачем-то достал авторучку и чистый лист. — Где свидетели? Где эти девушки? И были ли они вообще?

— Что значит «были ли»? — возмутился прапорщик. — Они на мою сестру с подружкой напали. Хорошо, ребята подоспели…

— Все понятно, — подвел итог подполковник. — Вы хотели, чтобы были приняты меры? Согласен. Такое оставлять без наказания нельзя.

— Да тут и наказывать никого не надо, — миролюбиво сказал Магомед. — Ну, поспорили ребята, с кем не бывает по молодости…

— Нет, — сказал Ветров. — Все надо сделать как положено по закону. Преступления гражданских — как раз подведомственны милиции. Вот милиция и будет заниматься фактом нападения на девушек. А военная прокуратура даст оценку нашим ребятам. Хотя, скорей всего, установит, что они пресекали хулиганство, и мы объявим им благодарность.

Наступила тишина. Адвокат кашлянул и закрыл свою папку.

— Действуйте, лейтенант, — обратился Ветров к милиционеру. — Доставляйте хулиганов в отдел, мы подошлем девушек, они их опознают, а наши ребята дадут свидетельские показания.

Представитель землячества посмотрел на адвоката, а адвокат посмотрел на молодых кавказцев. Те посмотрели на представителя землячества и на лейтенанта. После этого обмен взглядами прекратился.

— Нам надо посоветоваться, — сказал адвокат и опять кашлянул.

— Советуйтесь, — пожал плечами Ветров.

— Думаю, не надо шум поднимать, — сказал представитель землячества. — Мы сами разберемся. Раз такое дело, мы их накажем. — И громко прикрикнул: — А ну, живо идите в машину!

Недавние «потерпевшие» понуро залезли в джип.

— Спасибо, товарищ подполковник, что помогли разобраться, — сказал Магомед. Они пожали друг другу руки.

Через минуту милицейский «УАЗ» и черный джип уехали.

— Спасибо, товарищ подполковник! — от сердца поблагодарил Скоков. — Мы думали, только у этих есть заступники.

— Так и думали, — подтвердил Петров. — Спасибо, товарищ подполковник.

— Плохо, что так думали. Хотя… — Ветров махнул рукой. — Возвращайтесь в роту.

Солдаты убежали. Ветров остался у входа в КПП вдвоем с Мурашкиным.

— Так что ты хотел мне доложить? — спросил подполковник.

— За время моего дежурства никаких происшествий не произошло, — бодро доложил Мурашкин.

— Ну и хорошо!

Афганистан, Кабул. Российское посольство

Последние три дня Шаров жил в каком-то одному ему доступном режиме. Утром отправлялся в город, бродил по окрестностям, часами слонялся по базарам, переходя от чайханы к чайхане, встречался с разными людьми. Возвращался к себе уже затемно уставший, разбитый и, наскоро что-нибудь поев, садился за бумаги, которые каким-то непостижимым образом извлекал из своей одежды или находил на столе, куда их приносила охрана, получавшая от каких-то прохожих. Ложился он уже в два ночи, чтобы в пять — начале шестого быть на ногах, одетым, побритым, умытым, а то и загримированным. Вот и сейчас он неспешно шел по улицам, замаскированный под местного жителя: мягкие сапожки, широкие белые штаны, напоминающая косоворотку длинная рубаха навыпуск — «пиран», на плечах накидка «цадыр», клетчатый платок на шее, символизирующий готовность правоверного умереть за дело ислама, на голове — пуштунская шапочка, похожая на тюбетейку без вышивки. И, конечно, большая окладистая борода. Как заправский кабулец, он неспешно двигался в одному ему известном направлении и, несмотря на внешне безразличный вид, внимательно осматривался по сторонам, размышлял, замечал, анализировал и делал выводы.