Спасительная неожиданность

Поэтому весь этот кусок антивещества надо выпроводить за пределы Солнечной системы, куда-нибудь за Облако Оорта. Во что может въехать метеорит, может высчитать только один из лучших математиков мира, научные работы которого известны и в 21 веке, а самым точным за последние девятьсот с лишним лет календарем пользуется все эти годы Иран.

Объяснять математику, философу, музыканту и поэту Омару Хайяму, что такое астероид и как устроена Солнечная система, тоже не потребуется – он еще и один из лучших астрономов 11 века, и до опалы с 1076 по 1092 год заведовал одной из крупнейших обсерваторий мира – Исфаханской, где и написал очередную научную работу о звездах. Волхв он слабенький, вроде меня, но какой гениальный ум!

С ним столковаться будет проще, чем с дельфинами. Любой человеческий язык мы, кудесники, начинаем понимать и сами на нем говорить после двух-трех фраз, это не проблема. Проблема в другом: как найти прячущегося от гонений и расправы человека, скорее всего часто скрывающего свое имя, в густонаселенной Великой Сельджукской Империи, имеющей 3600 километров в длину, и 3000 в ширину, что больше всей Западной Европы?

Для этих целей с нами едет Венцеслав, а в переметной суме Богуслава бережно перевозится деревянный амулет – поисковая рыбка, но как они оправдают наши надежды неизвестно.

Общее ощущение, что и меня, врача-травматолога, перекинуло из 21 века в 11 не просто так, а ради этого похода, чтобы не было изменений в истории. Хотя эта реальность и может после грядущего Апокалипсиса стать параллельной и моей не изменит. Но тут у меня случилось самая большая любовь в моей жизни, тянущейся уже почти 58 лет, и подвергать риску беременную жену Забаву я не желаю.

В этом времени я вертелся, как вор на ярмарке: лечил, пел, рассказывал анекдоты, поставил две лесопилки, торговал досками, изготавливал и продавал экипажи и кареты, обжигал кирпич. Все это принесло деньги, без которых наш поход не мог состояться – все остальные участники были бедны, как церковные мыши.

– Слушай, Богуслав, а чего ты раньше прикидывался, что греков не знаешь? Как про Анастасию первый раз стали говорить, так ты и не знал какой она нации, а про греков этих и не слыхивал сроду. У вас вся церковь под ними ходит, митрополит Константинополем назначается, письменность Кирилл и Мефодий придумали – греки известные. Византия от римлян пошла, а теперь насквозь греческая – в народе у нас ее Греческим Царством зовут. Ты мне не верил до такой степени?

Слава подумал и нехотя стал говорить.

– Я в Византии никогда не был, но знаю, что наций в ней живет тьма. Кроме греков, там и копты, и армяне, и сирийцы, а уж всяких фракийцев, иллирийцев и даков оттуда палкой не вышибешь. Основной язык там греческий, они его койне зовут. Латынь теперь уж только отъявленные книжники знают.

Сами себя византийцы ромеями именуют, а Константинополь частенько Византием называют. Я не купец, не священник, и от всех этих иноземных дел всю жизнь ох как далек. Настя-то в душе уж просто как застарелая боль жила.

Говоришь ты как-то необычно, в прочем на Руси всяк по-своему гутарит. Даже города свои бывает уж так обзовут! Вон в Полоцкой земле, он то ли Друцк, то ли Дрютеск, в Киевской земле городишко строят – он и Юрьев, и Гургев.

Пожалуй, подумалось мне. Радио нет, телевизора тоже нет. Как говорится то или иное слово в других городах, не угадаешь – нет унификации. Да и населенные пункты ох как далеки друг от друга. Вот и тянет народ в свои местечковые говоры: где акают, где окают, где цокают, а то и вовсе пришепетывают.

– А твое слово грек сильно от нашего спервоначалу отличалось! – продолжил Богуслав.

– Что-то я не вижу разницы, – растерянный таким проколом заявил я. Может, меня все тут за косноязычного иностранца числят?

– А мне ухо резало. У тебя – гре-е-ек, а у нас грэк!

– И всего-то?

– Тебе пустяк, а меня сильно удивляло. Думал, мы о разных народах толкуем. Спросить в ту пору не решился. Вообще ты вначале многое необычно говорил.

– И что же?

– Деньги у тебя были рубли, копейки, червонцы – нету на Руси таких денег! У нас куна, ногата, мортка, полушка, векша, гривна, златник, сребряник.

– Ну гривну-то я знаю…, да и понимают меня люди…

– И я с тобой рядом потолкался, стала твоя речь как по маслу идти. В тебе, наверное, толмач какой-то действует, разрыв времени-то между нами очень велик – изменялся язык наш, поди, очень сильно.

– Да как перекинуло меня сюда, и я вас отлично понимаю, и вы меня. А в 20 веке пытался почитать «Слово о полку Игореве», – куда там! Как будто по-болгарски читаешь или с польского пытаешься переводить – что-то звучит знакомо, а понять, про что пишут, просто невозможно.

– Да эти языки от русского вроде почти и не отличаются!

– Это сейчас. А через 900 лет отдельные слова знакомы, а общий смысл хоть тресни – ничего не разберешь! Только какие-то драпезны котки и звучат!

– Эка загнули! А ведь тоже славяне…

Про украинцев и белорусов с их хитрыми языками я решил пока и не рассказывать. Впадет еще Слава в какой-нибудь оголтелый национализм и начнет кричать на каждом углу: