Спасителей не выбирают

Хаггар говорил долго, до тех пор, покуда не почувствовал, что единственный слушатель уснул, и некоторое время после, заканчивая историю. Потом еще долго сидел, слепо таращась в темную тряпичную стену. Он ощущал себя невообразимо старым, даже древним, как Ничейные горы. И все вертелся в его голове один-единственный вопрос: «Зачем?»

Зачем все? Было раньше, есть сейчас; какая у всего этого цель? У жизни, у смерти, у всего.

Наконец он в раздражении тряхнул головой, пытаясь отогнать пустые бесплодные мысли, и решительно поднялся с места. Следовало в самом деле вздремнуть пару часов, но для начала…

— Как обстоят дела с накопителями? — тихо спросил он все того же целителя.

— Как обычно, — тот пожал плечами, — полно пустых, их вечно не хватает.

— Давайте заполню сколько-нибудь, — предложил теневик. Хотел замахнуться на все, но потом здраво оценил собственные возможности.

— Вам самому пара накопителей не помешала бы, — укорил его светлый.

— Посплю, все восстановится, — отмахнулся Хаггар.

Целитель смерил коллегу взглядом, с укором покачал головой, но спорить не стал. Во-первых, он полагал, что все не лежащие на койках в лазарете люди по умолчанию разумны и самостоятельны и навязывать им свое мнение глупо. А во-вторых, он знал, с кем разговаривает, и спорить с непредсказуемым магом не желал. Да и кто знает, на что этот человек способен? Он ведь умудряется почти каждый день заходить сюда и делиться силой, так, может, для него это действительно мелочи?

Обычно зарядкой магических накопителей, которые использовались при операциях и уходе за ранеными, занимались молодые недоучки, прибившиеся к лагерю и заодно помогавшие по кухне да бегавшие с поручениями, но их сил не хватало. Одно утешение — молодые восстанавливаются быстро. Конечно, и сами целители участвовали в сборе энергии по мере возможности, и даже маги остальных направлений порой заглядывали и делились, чем могли, но… Лишних накопителей не бывает.

Целитель не считал Вераса сумасшедшим и готов был подтвердить это профессиональное мнение любому желающему, да и особенно чудовищным не считал тоже. Эксцентричным, нелюдимым — да. За долгие годы практики немолодой целитель насмотрелся всяких людей: и пациентов, и тех, кто их окружал. И зачастую куда большими чудовищами, чем угрюмый теневик, выступали на вид совершенно приличные родственники пациентов. А этот… Всерьез называть бездушным монстром того, кто часами просиживал у постели умирающего друга, маг не мог. Он допускал, что многого не знает и у каждого есть разные грани характера, но также он оставлял за собой право на личное предвзятое мнение и даже личное заблуждение в таких вопросах.

Наблюдал целитель в процессе работы коллеги не за кристаллами — сомнительно, что профессионал способен их испортить, — а за самим теневиком. Просто на всякий случай, чтобы успеть поддержать или остановить, если вдруг что.

Впрочем, бдительность оказалась излишней. Хотя Верас к концу процедуры заметно побледнел против прежнего, но явно здраво оценил свои силы и не попытался зачерпнуть больше, чем имел, — несколько пустых камней так и остались лежать сиротливой кучкой.

Угрюмый владетель распрощался и вышел, как будто слегка пошатываясь. Светлый проводил его взглядом и в очередной раз задумчиво покачал головой. Предвидение не являлось его сильной стороной, но сейчас вдруг мужчина очень отчетливо ощутил: для теневика все ужасы еще только начинаются, война не самый страшный эпизод его жизни. Но предупреждать Вераса маг не стал. Если бы он мог сказать что-то конкретное, тогда — да; а зачем лишний раз отравлять жизнь и без того не самому счастливому человеку?

А хранитель Варон Присс, последний из своего рода, умер через три часа после этого визита. Незримый оказался милостив к несчастному и забрал его во сне.

Страх был странный. Он не поднимался изнутри, не рождался глубоко в сердце и не заставлял его глухо стучать в горле. Напротив, он приходил снаружи, извне. Сжимал голову холодным обручем, стискивал горло, хватал за руки и тяжелыми кандалами повисал на ногах, мешая двигаться. Он напоминал ворох сырых ветхих тряпок: вроде бы и поддавался, уступая воле, но клочьями упрямо лип к коже и одежде и терпеливо ждал малейшей слабины или ошибки, чтобы спеленать и задушить своей хваткой.

Страх грыз ребра и пытался добраться до сердца, но вцепиться в горло пока не рисковал. Сидел на плече и тихонько нашептывал: «Ты не сможешь отсюда выйти. Ты смертный, ты обречен. Не стоило соваться туда, где живому нет места: живое к живому, а мертвое — к мертвому. Ты тоже почти уже мертв. Стоит ли так цепляться за жизнь? Разве есть в ней что-то стоящее, разве она тебе нужна? Ведь дальше будет только хуже…»

Он, не отвечая, шел вперед и старался не слушать подлый шепоток. Страх умеет быть убедительным, и лучший способ борьбы с ним — сделать вид, что его нет. Единственный доступный сейчас способ.

А внутри страха не было. Кому нечего терять — тому и бояться нечего.

1400 год от Великого Раскола, первый месяц осени