Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре

Мне пришлось почти слово в слово повторить собственноручно написанное им обещание. Тогда слесарь подумал и оживленно сказал:

— А это идея! Почему бы мне и в самом деле не вернуться к подвескам? Вот возьму и вернусь. Прямо сейчас!

Он поставил чемоданчик на пол и торжественно опустился в свое древнее кресло, указав мне при этом на табурет.

Но мне так и не удалось узнать, зачем на самом деле понадобились кардиналу Ришелье подвески королевы и при чем тут был наш слесарь-водопроводчик.

— Итак, однажды кот дядя Вася, д'Артаньян и я… — произнес Базиль Тихонович, и это было все, что он успел сказать.

Ему помешал голос моей бабушки.

— Базиль Тихоныч, а Базиль Тихоныч, где вы? — спрашивала она, разыскивая слесаря среди труб и печей.

А затем она появилась сама в дверях каморки. Стояла, щурясь, ослепленная яркой люстрой.

Слесарь галантно встал. Я тотчас подумал, что общение с Арамисом для него не пропало даром. Черт побери, он умел держаться в присутствии дам!

— Базиль Тихоныч, я вот хочу у вас спросить. Правда ли, что… — И тут она заметила меня, замешкалась. — Вот хотела спросить, не видели ли вы моего внука. А он, оказывается, здесь собственной персоной, — пробормотала она, стараясь скрыть растерянность. — Пойдем домой. Ишь завел манеру шляться после школы, даже не показав носа дома! — закричала она, обретя свою обычную уверенность.

Она повернулась и зашагала к выходу, чтобы скрыть свою досаду. А я, прежде чем последовать за ней, спросил у слесаря шепотом:

— Базиль Тихоныч, а как же эта история? Вы же забудете опять?

— Что ты! У меня блестящая память! Но если хочешь, я все напишу на бумаге. Будет полный отчет. — И он не мешкая полез в свою тумбочку за пером и бумагой.

Я хотел подождать, лично убедиться в том, что он взялся за дело, но тут вернулась бабушка и потянула меня за руку к выходу. Я оглянулся и увидел в открытую дверь каморки Базиля Тихоновича, уже стоящего возле тумбочки с авторучкой в руках. Перед ним лежал чистый листок бумаги. Но глаза Базиля Тихоновича были пока устремлены в потолок. На губах его бродила лукавая улыбка. Он вновь переживал одно из своих удивительных приключений.

— Нет, чтобы, как все нормальные дети, сначала поесть после школы, так его понесло в котельную, — сказала бабушка, поднимаясь вместе со мной по ступенькам из подвала. — И о чем вы только могли говорить? — И бабушка скосила на меня глаз.

— Да ни о чем, про голубей говорили, — солгал я, помня, что бабушка уже давно взрослый человек и что если рассказать взрослому человеку о приключениях нашего слесаря, ему это будет совсем неинтересно.

Бабушка мне поверила. Она говорила, что всегда верит мне.

Я начал сразу переживать из-за того, что сказал ложь. Но потом нашел оправдание. Убедил себя в том, что сделал это ради самой же бабушки. Что было бы еще хуже, если бы я навел на нее зеленую скуку. И тогда она, рассердившись на это, могла запретить мне общаться со слесарем-водопроводчиком. Но и разговоры про голубей тоже оказались ей неинтересны. Наверно, поэтому бабушка разочарованно вздохнула.

— Вместо того чтобы болтать про птиц, взял бы да расспросил его о чем-нибудь более существенном, — произнесла она с досадой.

Нам оставались всего три-четыре ступеньки для того, чтобы подняться из подвала, как вдруг свет заслонило что-то большое, грохочущее, словно курьерский поезд. Прямо на нас мчался жилец из восьмой квартиры — огромный толстый мужчина в полосатой пижамной куртке.

— Бегу за слесарем, — сообщил он, переводя дыхание. — Понимаете, целый час ждем. Мастер, говорят, золотой, да вот как начнет…

— Я вас прекрасно понимаю. Сама была в аналогичном положении, — перебила бабушка. — Но там его нет.

Я удивился и поднял глаза на бабушку. Ее лицо пылало алым румянцем. Еще бы, не она ли сама твердила мне с утра до вечера, что ложь — самое худшее зло на свете.

— Нет, он там, — возразил между тем толстяк. — Я только что звонил в котельную, и Иван Иваныч сказал, что он у себя. Вы просто его не заметили. Но у меня глаз зоркий. Орлиный глаз!

Толстяк засмеялся победно и загрохотал дальше.

А я с грустью подумал, что все — сейчас помешает он Базилю Тихоновичу, и глава о подвесках и на этот раз останется не рассказанной,

— Что же ты, даже соврать как следует не смогла, — сказал я в отчаянии.

— Вот уж никогда не думала, что тут тоже необходимо умение, — пробормотала бабушка виновато.

Я наскоро пообедал и без обычных бабушкиных понуканий сел за уроки. Мне не терпелось поскорей освободиться, чтобы выйти во двор к друзьям. встревоженным моей судьбой, и открыть им тайну нашего слесаря-водопроводчика.

Но так уж бывает всегда, когда спешишь: не получаются самые простые вещи. Я тут же забуксовал на очень легкой задачке. Мое сознание никак не могло сосредоточиться на ее решении. Мне мерещилась пятерка мужчин, мчащихся на конях по дорогам Франции, четверо из них кутались в мушкетерские плащи, на пятом красовался комбинезон слесаря-водопроводчика. Мое напряженное ухо уловило лязг металла. Я не сразу сообразил, что это бабушка кому-то открыла дверь.