Спаситель старался не смотреть на часы. Консультация затянулась, он все больше выпадал из графика.
– Это перенаправление импульсов, влечений, часто сексуального характера, над которыми мы не всегда властны, на нечто более возвышенное.
– Например, ты не меняешь пол, а становишься писателем?
– Примерно так.
– И по-вашему, это правильное решение?
– У меня нет решений.
– Не уверен, что я еще приду.
– Дело твое – ты свободен. Но я оставлю для тебя то же самое время в будущую среду.
Назревала размолвка, которой никто из них не хотел.
– Спасибо, – сказал Эллиот и выскользнул в приотворенную дверь.
В эту среду Козловский тоже мучился из-за того, что ученики запутались в определении рода. Или он сам их запутал.
– Род заимствованных одушевленных существительных соотносится с биологическим полом существа, – втолковывал он. – Вот, например, слово «рефери» – какого рода? Ханна?
– Э-э-э-э… По идее, мужского. Но, может, и женского.
– Почему же?
– Теперь судьями на футбольных матчах иногда бывают женщины, я сама видела!
– Возможно. Но само слово остается мужского рода. Как слово «адвокат», хотя все мы знаем, как много адвокатов-женщин.
– Это несправедливо! – возмутилась Ханна. – Надо, чтобы были слова для женщин. Адвокатка! Авторка! Рефе… нет, реферийка – это смешно. Но есть же слово «судья»!
– «Судья» как раз мужского рода, – вмешалась Марина.
– Общего! – поправил Козловский. – Как «плакса», «жадина», «работяга». Они то мужского, то женского рода в зависимости от пола того, кого обозначают. Вот я, допустим, мужчина… То есть… я, конечно, мужчина и есть…
Марина фыркнула.
– Но, – продолжал Козловский, – вы, если захотите, можете назвать меня и умницей, и тупицей, хотя эти слова имеют окончания, свойственные женскому роду. А согласовывать их все равно в этом случае нужно по мужскому. Большой умница или жуткий тупица. А вот «тюфяк» или «шляпа» – совсем другое дело. Мы не скажем «она ужасная тюфяк» или «он настоящий шляпа». Эти слова всегда сохраняют грамматический род.
– Зашибись! – простонала Марина. – С меня хватит!
Учитель усмехнулся. В начале года месье Козловский не потерпел бы такой выходки на уроке, но с тех пор, как у него на руке появилась гурметка, строгости в нем, как все заметили, поубавилось.
На перемене Марина, уперев одну руку в бок, а другую оттопырив, как носик чайника, сказала:
– Чтоб ты знала, Алиса, Николя – вовсе не его имя. Я слышала, как наш англичанин называл его Матьё. Так что Николя – это его бойфренд.
Ей хотелось позлить Алису, но Алиса только растрогалась. Надо же, Козловский носит браслет с именем своего друга. После уроков она быстренько ушла одна, не дожидаясь всю компанию, которая все больше действовала ей на нервы. Но не успела отойти от школы, как у нее за спиной послышались торопливые шаги, и вскоре ее догнал запыхавшийся Полен:
– Ты одна?
– А что, не видно? – не слишком любезно, но вполне в своем духе ответила Алиса.
– Ты мне нравишься.
– ?
Полен, уверенный, что сделал первый и огромный шаг на пути к завоеванию ее сердца, приступил ко второму:
– Слушай, есть два билета в «Зенит» на мюзикл… мать купила… на субботу. Не эту, а следующую. Ну что, идем?
– Размечтался!
– Ты, что ли, лесби? – Полен всему искал простые объяснения.
– А ты, что ли, в диком лесу рос?
На этом диалог, литературные достоинства которого вряд ли высоко оценил бы месье Козловский, закончился. Отделавшись от Полена, Алиса вдруг сообразила, что это он, пожалуй, к ней клеился, пригласил куда-то с ним пойти… Она попыталась представить себе, как он наклоняется к ее лицу… И остановила кадр, прежде чем их губы соприкоснулись. Чтобы кто-то был вот так близко? Кто-то чужой, с чужим запахом? Фу! А может, она действительно лесбиянка? Она представила себе ту же сцену с Сельмой на месте Полена. Не так противно, но все равно. А если с Габеном? Да ладно, он же идет служить во флот.
– Так ты правда завербуешься? – спросила Алиса, входя в комнату Габена.
По случаю ее появления Габен остановил захватывающее видео об охоте на гризли с дробовиком.
– Правда.
– Уедешь, значит! Эх…
– Будем общаться по скайпу.
– Но твоя комната будет пустой!
Габен сидел на кровати, прислонившись спиной к стенке. В голосе Алисы он вдруг расслышал незнакомые нотки.
– И твой стул, – сокрушалась она.
– Стул?
Алиса имела в виду пустой стул в кухне за обеденным столом.
Как будто кто-то умер, и осталась пустота.
– Разве тебе тут плохо?
– Хорошо. Тепло. Сытно. И даже не скучно. – Габен показал на компьютер, где его поджидали Шазам и Пигги. Но если я не уеду отсюда, то никогда не начну жить сам.
Алиса так долго сдерживала рыдания, что заработала икоту.
– А мне – ик! – мне будет плох – ик! Ты единственный, с кем – ик!..
– Задержи дыхание, – посоветовал Габен.
– Ага – ик!
Алиса зажала нос. Габен посмотрел на нее с ласковой улыбкой.
– У меня будут увольнительные.
Спаситель сидел, не зажигая света, внизу, на кухне, со стаканом рома в руке.
«У каждого в голове целый мир, – думал он, – и как мы все были бы одиноки, если бы не умели говорить».
– Мяу!
Спаситель пошарил глазами в потемках и увидел два блестящих, как агатовые шарики, глаза.