Спаситель и сын. Сезон 2

Алиса, забыв свою сдержанность, выкладывала все подряд, сдавая мать. Рассказала о Габене на чердаке, о Жово с мешком в подвале, рассказала о несметном количестве хомяков. Сама того не понимая, она снабжала отца боеприпасами, чтобы он потом попрекал Луизу «сомнительным образом жизни».

А Пэмпренель оказалась злопамятной. После последней консультации у Спасителя она сначала успокоилась. Ей понравились его слова: «Шанс есть у каждого, и свой вы заслужили». Но стоило ей отойти чуть подальше от дома на улице Мюрлен, как ей стало очень стыдно из-за того, что ее вычислили, и ее захлестнула новая волна ревности.

Примерно то же самое произошло в прошлый вторник и с мадам Каэн, матерью Самюэля. Она ушла от Спасителя, а в ушах у нее звучали его слова: «Мы неплохо продвинулись, мадам Каэн, будем так держаться». Но вскоре к ней вернулась привычная подозрительность. Этот человек хотел встать между ней и ее сыном. Нет, не этого она от него ждала.

— Самюэль?

Подросток снова сидел один в приемной психолога и на оклик едва приподнялся со стула.

— Я не смогу остаться, — сказал он.

— То есть?

— У меня нет денег на оплату. Мама больше не хочет.

— Проходи, объяси мне всё толком.

Объяснение уместилось в одну-единственную фразу: мадам Каэн не хочет, чтобы Самюэль продолжал психотерапию.

— Она сказала тебе почему?

— Да. Потому что нет никакого толку. Я не меняюсь. Я такое же грубое животное, как мой отец. Вот и все.

— Так-так-так.

Спаситель прекрасно знал, что не имеет права продолжать лечение несовершеннолетнего подростка, даже бесплатно, если кто-то из родителей против. По этой причине он был вынужден «бросить» Марго. Ее отец, месье Карре, пришел к нему лично, чтобы сообщить, что подаст на него в суд, если его дочь еще хоть раз переступит порог его кабинета.

— А ты что думаешь, Самюэль, лечение тебе не помогло?

— Мне помогло, даже очень.

— В чем?

— Я лучше понимаю… ну… как оно всё… — Он замолчал, глядя на свои руки, которые у него постоянно двигались.

— Связь? Цепочку? — подсказывал ему Спаситель.

— Ну да, как получается… что я взрываюсь.

— Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?

Отцом? Грубым животным и психопатом, который бил его мать и на которого он так боялся быть похожим? Самюэль покачал головой.

— А что ты вообще о нем знаешь?

— Ничего.

— Совсем? Не знаешь, как его зовут?

— Только имя — Андре… Больше ничего не знаю.

— Ну и фамилию знаешь!

— Андре Вьенер.

— А что он делал? Чем занимался? Какая у него профессия? Ни малейшего представления?

На каждый вопрос Самюэль мотал головой и смотрел все враждебнее.

— Ты никогда не спрашивал о нем у мамы?

— Конечно, спрашивал! Хотя нет…

— Так да или нет?

— Что толку спрашивать, если слышишь одно и то же: он алкоголик, он выродок, он нас бросил… Хотя иногда она говорит, что сама его выставила за дверь.

— Значит, о своем отце ты знаешь только со слов матери?

Самюэль заерзал на стуле.

— Я не могу оставаться. У меня нет сорока пяти евро.

— Тебе трудно говорить об отце, — заключил Спаситель.

— Мне просто нечего о нем сказать.

— А ты хотел бы узнать о нем больше?

— Узнать, что он попал в тюрьму или в сумасшедший дом? Нет, спасибо.

— А почему он должен попасть в сумасшедший дом или в тюрьму?

— Потому что он бешеный.

— Как ты?

Самюэль застыл на секунду, задохнувшись, и прижал руку к сердцу.

— Я? — переспросил он.

— Так говорит твоя мама. Что ты бешеный, как отец.

— Она так говорит… Нет, это слишком… Просто я ее довожу.

— Ты ее доводишь?

— И она меня тоже… Мы заводим друг друга. — И он снова стал вертеть руками.

— Знаешь, как говорят маленькие дети? «Это он начал!»

— Бывает, я начинаю, бывает — она.

Самюэль не хотел перекладывать всю ответственность за ссоры на мать. Спаситель попытался напомнить ему последнюю, но подросток стоял на своем: нет, он не знает, кто начал; один что-то сказал, другой не так ответил, дальше больше, и, в конце концов, он замахнется или хлопнет дверью.

— Может быть, и с твоим отцом бывало то же самое? Может, они оба были виноваты? — предположил Спаситель, пытаясь реабилитировать несчастного Андре Вьенера, объявленного алкоголиком и выродком.

Самюэль застыл, не зная, что отвечать. Что-то ему мешало. Он чего-то боялся.

— Ничего не случится, Самюэль. Что бы ты ни сказал, что бы ни подумал, здесь ты в безопасности. Я ничего никогда не повторю.

— Может, она, — начал он страдальческим, задыхающимся голосом, — может, она его тоже доводила? Иногда…

— Может быть, — откликнулось эхо.

— Может, он ушел, потому что не мог больше это выносить…

— Может быть.

— Мне тоже хочется иногда убежать. Далеко. Куда глаза глядят.

В зону безопасности.

— Черт! Почему я реву? — спросил он, вытирая со щеки слезу.

Спаситель протянул ему коробку с бумажными платками.

— Мой папа… — пробормотал Самюэль, вытирая мокрые глаза.

— Тебе нужно поговорить о нем с мамой.