— Жаль было бы прекратить лечение, даже не начав его.
Марго с недоумением взглянула на своего психолога, потом усмехнулась.
— Я сказала, хочу прекратить…
— Резать руки, — мгновенно закончил Сент-Ив, смутившись, что поторопился с первым заключением.
— Почему я это делаю? — спросила она с тоской.
— А что ты при этом чувствуешь?
— Чувствую — до того. Мне так плохо. Хочется изрезать себе лицо… вспороть живот. А когда начинаю… когда вижу кровь, успокаиваюсь. Да. Я успокаиваюсь.
Марго подняла руку, как бы прося Спасителя молчать.
— Я читала, что говорят об этом на форуме: говорят, что надрез способствует выбросу эндорфинов, что это естественное успокоительное. Снимает стресс. Это правда?
— В общем да.
— И что, я буду так всю жизнь успокаиваться?
— Самоповреждение само по себе не проблема, Марго. Ты сама мне об этом сказала при первой встрече. Но есть НАСТОЯЩИЕ проблемы, из-за них ты и начинаешь резать себе руки.
— И в чем мои настоящие проблемы?
— В этом-то и вопрос.
— А у вас есть ответ?
— Если бы был — но это не тот случай — и я бы тебе ответил, то тебе бы это не помогло. Лечение — как дорога. И идешь по ней ты.
— А мне кажется, я остановилась.
— Почему ты пришла с Бландиной?
— Она боится оставаться одна.
— Я познакомился с твоей мамой, с твоей сестрой; хорошо было бы познакомиться с твоим отцом.
Глаза Марго вспыхнули.
— Я же сказала вам: НЕТ!
— Но раз ты ладишь с отцом лучше, чем с матерью, — заговорил Спаситель с самым простодушным видом, — было бы правильно поговорить именно с ним о твоих НАСТОЯЩИХ проблемах.
— НЕТ. Потому что… нет. Я не хочу грузить его лишними проблемами. У него своих хватает. Я единственный человек, на кого он может положиться. Кому может довериться.
— Может довериться.
— Опять вы повторяете все, что я говорю!
— Мне кажется важным подчеркнуть, насколько вы близки.
— Не знаю, что вы там подразумеваете, но вы понятия не имеете, какой у меня папа! Не знаете, какая у него жизнь!
— Ты можешь мне рассказать. У него трудная жизнь?
Марго насупилась: она не собиралась ничего больше говорить. Но внутри у нее так много всего накопилось, что она не выдержала и начала:
— Взять его жену…
Сент-Ив понял, что речь идет о теперешней жене месье Карре.
— Взять его жену, — повторил он, рискуя вновь получить замечание от Марго.
— Она постоянно обижается: «Что я такого сделала? Что такого сказала?» А папа ничего обидного не говорит, он просто шутит.
— Папа любит пошутить?
— Вчера он назвал ее «моя толстушка», но только потому, что она достала его своей диетой.
— А она что, полная?
— Два-три лишних кило, папа говорит, десять, но это шутка.
Картина для доктора Сент-Ива начала проясняться.
Месье Карре сначала внушил жене, что ей нужно похудеть килограммов на десять, а когда она заговорила о диете, сказал: «Незачем тебе худеть, моя толстушка» или «Я тебя и так люблю, жиртрестик». Пошутил, в общем.
— За столом, — продолжала Марго, изобразив мачеху, — она сидит и оглядывается по сторонам. У нее вид какой-то ненормальный. Как у птицы, которая тычется в окно.
— Желая улететь, — подсказал Сент-Ив, развивая метафору.
— Да не собирается она улетать! Вы неправильно понимаете, что мне хочется сказать.
— Извини, я очень стараюсь. Ну, так что твой отец?
— Вы все время хотите, чтобы я была против папы. Потому что он судебным исполнителем работает, да? Не его вина, что люди делают долги и потом им приходится иметь дело с судебными исполнителями. Люди предубеждены против них, а это тоже расизм.
— Расизм?
— Да. А вы, вы знаете, кто вы? Вы манипулятор. Психолог — это тот, кто манипулирует сознанием.
— Неужели? — удивился Сент-Ив так искренне, что кого угодно вывел бы из себя.
— Я прекрасно знаю, что такое манипуляторство. Моя мать постоянно этим занимается — она подсовывает мне сайты в интернете о патологических нарциссах. Хочет мне внушить, что мой папа такой. А папа говорит, манипулятор — это человек, который внедряется к тебе в мозги, чтобы заставить тебя думать как он.
— И так поступает твоя мама… По словам твоего папы.
— Это ВЫ так поступаете вот сейчас!
— Поверь, здесь ты можешь говорить все что вздумается, — проговорил Сент-Ив бархатным голосом.
— Заткнись!
Марго трясла нервная дрожь, щеки пламенели. Будь у нее с собой ножик, любимое средство успокоения, она бы им воспользовалась.
Лазарь с возмущением слушал все это по другую сторону двери. Как можно так говорить с его папой? Он заткнул уши и бегом побежал на кухню.
Марго вскочила с места.
— Не смейте со мной так разговаривать! Вы всё выворачиваете наизнанку!
— Марго, сядь, пожалуйста.
— Вы считаете, что я боюсь своего отца!
— Ничего подобного я не говорил.
— А я боюсь вас! Вы хотите взять мою жизнь под контроль, диктовать, что мне делать, что думать, кого любить, кого не любить!
Продолжая говорить, Марго ринулась к двери в приемную и открыла ее.
— Пошли! — крикнула она сестре. И, не глядя на Бландину, надевая на ходу рюкзак, побежала к выходу.
— Что такое? Что стряслось? — встревожилась девочка, вопросительно глядя на Сент-Ива, который шел следом за ее сестрой.
— Беги догоняй ее!