Чтобы сердце минувшим не ранитьИ не жечь его поздним огнем, —Не будите уснувшую память,А живите сегодняшним днем.Вас судьба одарила любовью,Осенила волшебным крылом?Не гадайте, что ждет вас обоих,А живите сегодняшним днем…
«Какие горы!..»
Какие горы!Боже мой!Какая тишина…Вот если б взять их все домой,Поставить у окна.И просыпаться среди гор,И засыпать при них.И чтоб наш коммунальный дворВосторженно притих.И чтоб в горах пылал закат.И в нем кружил орел.И чтобы твой весенний взглядМои глаза нашел.Иерусалим
Живые цветы
«А вот тебе тюльпаны из Эдема…»«Что за Эдем?» —Спросила тихо ты.Но я смолчал.Эдем – другая тема.И положил у ног твоих цветы.И расплескался аромат с букета.И в этом буйстве некий был секрет,Поскольку, кроме красоты и света,Другого ничего в тюльпанах нет.Но что-то все ж происходило с нами.Я понял это по твоим глазам.Как будто бы сиреневое пламяНезримо опалило души нам.Но я-то знал, в чем кроется загадка.Приняв их за живые существа,Тюльпаны я поглаживал украдкойИ говорил им нежные слова.И, продолжая старую легенду,Что все цветы похожи на людей,Я, как наручник, снял с букета ленту,Как будто снял печаль с души своей.
«Все меньше на земле моих друзей…»
Все меньше на земле моих друзей.Все больше вдов и горьких одиночеств.Они уходят тихо из судьбы своейВ былую жизнь, в былые дни и ночи,Где рядом были рыцари любви,Защитники их счастья и уюта.Но жизнь не может возвратить, увы,Из прошлого счастливые минуты.И потому я бережно хранюНаписанную нашей дружбой повесть.И к душам вдов, как к Вечному огню,Я вновь несу и боль свою, и горесть.Когда-нибудь мы все туда уйдем.И нашим женам тоже будет трудноИ возвращаться в опустевший дом,И просыпаться одиноким утром.Но мы пока на этом берегу.Храним в себе своих друзей ушедших.И, чтоб не быть у совести в долгу,Давайте помнить их любимых женщин.
«Какая-то неясная тревога…»
Какая-то неясная тревогаМне сердце вечерами холодит.То ль ждет меня опасная дорога,То ль рухну я под тяжестью обид.То ли с тобою что-нибудь случится,И я не знаю, как предостеречь.То ли из сердца улетела птица —И замерла возвышенная речь.