Спасибо! Посвящается тем, кто изменил наши жизни

Через неделю Марина Николаевна умерла. Внезапный инсульт дыхательных путей не оставил молодой сорокадевятилетней женщине ни единого шанса. Так вышло, что свой первый и последний букет я принесла ей на похороны. Я не знаю, почему добрые, светлые, чистые люди уходят так рано. Не думаю, что где-то они могут быть нужнее, чем на Земле. Но речь не об этом. Я не в силах исправить произошедшего. Примириться с этим тоже очень сложно. Единственное, что я могу сделать, это наконец поблагодарить своего учителя так, как она этого заслуживала.

Спасибо Вам, Марина Николаевна, за испанский язык, с которого все началось! Спасибо за Барселону и Гауди, спасибо за древние стены Валенсии, за морской бриз Пенискулы и Беникассима, за жаркое солнце Андалусии, за океанскую гавань Сан-Себастьяна и за горы Кантабрии! Спасибо за решение учиться филологии! Без этой учебы никогда не случилось бы моего неожиданного писательства! Спасибо за достойнейший пример семейных отношений, того, какой мягкой, уютной и домашней в них должна быть женщина! Спасибо за возможность работать в родной школе! Такой счастливой, нужной, востребованной, ценной и значимой я никогда не чувствовала себя ни до, ни после этого периода! Спасибо за Ваших учеников, которые в итоге достались мне. Таких достойных, чутких и настоящих детей у меня еще не случалось и, возможно, уже не случится. Спасибо за то, что Вы были в моей жизни, Марина Николаевна! И как невыносимо жаль, что Вы были в ней так мало! Если бы была хоть какая-то возможность что-то вернуть назад и успеть все это сказать, глядя Вам в глаза… Но я надеюсь, что когда-нибудь, хотя бы во сне, мы еще встретимся с Вами и обязательно hablamos españo[2]. И тогда я непременно крепко обниму Вас и скажу:

– Gracia sportodo, profesora![3]

Сергей Петров

Как бывший следователь и прокурор, Петров не может не проникать в суть вещей. И, как радиоведущий, не способен молчать. Успешный розыск и арест нужных слов и мыслей для него – настоящее писательское счастье. А благодарность тех, кто эти слова увидел и услышал, – счастье уже человеческое.

Поводырь

Толя понравился мне сразу, еще в первом классе понравился. Смуглый, кудрявый, похожий на негра и цыгана одновременно. Я ведь был советским школьником, и судьба негров меня тревожила не меньше, чем отсутствие в гастрономе шоколадно-вафельных конфет «Гулливер». Негров угнетали, били на улицах Нью-Йорка палками полицейские негодяи. А я до сих пор не люблю, когда кто-то кого-то угнетает. Особенно когда угнетают негодяи.

Цыгане тоже к себе манили, хоть и воров среди них много, даже детей они, поговаривали, воровали.

Не выходи на улицу один, украдут цыгане!

Так предупреждала меня бабушка, когда я гостил у нее на Украине, в городке с чудным названием Александрия (креативные украинские власти его пока не переименовали). Ее утверждения не были беспочвенными.

Однажды я вышел на улицу, гулко ухали голуби, покачивались от ветра верхушки тополей, мимо меня табуном промчались цыгане, человек десять, и среди них шел босой белобрысый мальчик.

«Оба-на», – подумал я.

Однако они меня не украли. Я был шатен.

А еще мне нравился фильм «Цыган». Про Будулая. Храброго, справедливого цыганского мудреца, который мог дать фору в своих рассуждениях старому индейцу Дону Хуану, герою произведений Карлоса Кастанеды. Толя смахивал на Будулая. Такой вот интересный у него был типаж.

…Мы взрослели стремительно. И он взрослел стремительнее нас всех.

Толя, или Толян, как мы его называли уже в девятом классе, был весьма продвинут. Толя любил панк-рок. Он слушал радио «Голос Америки» и Би-би-си. Он открыл нам «Программу А». «Оба-ну» открыл и «Топ Секрет». Все новое мы узнавали именно от него.

– Вчера включаю ти-ви, – шептал Анатолий мне на уроке химии, – там трое из «Секрета»… они так мочат… такой трэш (в его исполнении «трэш» звучало, как «трэфф», Толя очаровательно шепелявил)…

Конец восьмедисятых – начало девяностых. В те годы я был дремуч в плане музыки страшно, в голове моей творился необычный музыкальный винегрет. Мне нравилась группа «Кино». Я почитал «Наутилус Помпилиус». В силу каких-то сентиментальностей преклонялся перед «Миражом» и «Ласковым маем». А кто такие «Секрет», я и знать не знал, несмотря на то что они тогда были достаточно популярны. Я слышал песню «Привет» и был убежден, что ее поет Скляр. Не из «Ва-Банка» Скляр, из фильма «Мы из джаза».

– По субботам, в девять вечера, – неоднократно уточнял Толян.

Слово его было весомо. Весомости слова Анатолия мог позавидовать любой партийный пропагандист.

По субботам. В девять вечера.