30.12.2008 Дорогой Н. Н.! Забавно получается, что всему свое время. И я была знакома с вдовой Даниила Андреева. И я арбатская. Но повстречались мы с Вами только сейчас. И хорошо, что это произошло. Так же и с вкладом в родную литературу. Наше дело – писать и получать удовольствие. А там – Господь управит. Я в принципе о славе не мечтаю. Это вершина, с которой путь только вниз. Я мечтаю быть востребованной. Ну чтоб печататься без особых помех. Но по большому счету – больше всего мечтаю о силах себе, чтоб писа́лось. Чтоб всякая бесовня не лишала дара речи. Я сейчас за завтраком вспомнила одну историю, которую Вам расскажу. Кстати, помните, как мы с Вами обнаружили гениальное название для книги – «Не помню!»? А что, если нам нашу переписку (без задания, а так, легко и свободно) озаглавить таким образом? Тогда начинают всплывать вещи, казалось бы, прочно забытые. Они не обязательно касаются встреч с «интересными людьми», ну их – они ужасно скучные, эти встречи (хотя бывало…). А просто – сюжетные эпизоды. Меня жизнь всегда вставляет в сюжеты. И вот один из них. Несколько лет назад мы полетели в марте на Канары. Мы взяли напрокат маленький джип и исколесили весь остров (Гран-Канарию). Заехали в зоопарк, интересный уже тем, что все животные там – бедные сиротки, подвергшиеся мучениям со стороны людей: крокодилы, обезьянки, птицы всех сортов обнаруживались в трюмах кораблей, где их прятали и везли на продажу (совершенно незаконно). Они претерпевали голод, жажду, жестокое обращение, садистские издевательства. Когда их находили, помещали в этот зоопарк. Тут они приходили в себя и начинали жизнь заново, как бывшие узники любых лагерей. Однако память о насилии в них, конечно, жила.
…Зоопарк очень хороший. И работают в нем замечательные, добрые, сочувственные люди. Терпеливые и надежные. Во всяком случае, впечатление с первого взгляда складывалось именно такое. Мы бродили, любовались крокодилами всех размеров (их почему-то очень стараются поймать и вывезти забавы ради). Красивые! Очень их люблю за внешний вид и уважаю за терпение, с которым они поджидают свою жертву. И вдруг послышался страшный крик. Просто ужасающий крик. Человеческий. Полный боли, страха, смертной тоски. Меня жуть этого крика буквальна всосала в себя. Мы побежали по направлению звуков. Они доносились из огромной, увитой зеленеющими лианами клетки с обезьянами. Там происходило вот что. Один обезьян (не самый большой и сильный, но распаленный жестокой злобой настолько, что глаза кровью налились) гонялся за другим, а догнав, принимался жесточайшим образом терзать беглеца. Жертва была из новичков. Он и так натерпелся, о чем говорил его облик. Он пока еще не пришел в норму. Но немножко, видно, пообвык, раз его из отдельной уютной клетки для новичков (где были и одеяла, и детские игрушки, и даже велосипед) поместили уже в коллектив. Где он не пришелся по вкусу одному из собратьев. И вот мучитель гонялся за ним с явной целью уничтожить. Несчастный кричал совершенно по-человечески. Он был в таком ужасе, что у него открылся понос. Он прыгал с ветки на ветку, с решетки на решетку, какался непрестанно, взывая о спасении, но явно ни на что не надеясь. Ужас его передавался всему живому. Птицы закричали по-страшному. Завыли дикие собаки. Заплакали дети. Я тоже начала колотиться от слез (уж очень все было жестко и по-взаправдашнему наглядно). Обезьяний коллектив замер в ужасе. Они старались быть в стороне от конфликта, чтоб им не досталось от распалившегося соседа по камере. Их будто парализовало. Они скукожились, свернулись в клубки, оцепенели. Ожесточенный преследователь все гонялся за беднягой. Силы его, уходившие не только на побег, но и на крик, явно иссякали. Спасение пришло. Открылась дверца, и вошел служитель. Молодой крепкий высокий парень с добрым лицом. Сразу стало понятно, что для обезьян он был богом. Ибо волнение немедленно улеглось. Избитый, истерзанный обитатель немедленно кинулся в объятия своего спасителя и обнял его руками, ногами, головой, каждой клеточкой прирос к сильному и доброму. Буквально сросся – не отодрать. Парень вопросительно посмотрел на «группу товарищей». И те, в мгновение ока распрямившиеся и обретшие достоинство и право голоса, стали дружно длинными своими музыкальными цепкими пальцами указывать на зачинщика травли. Все, как один! А тот сидел, понурясь, осознавая, что момент его славы и торжества силы прошел. Я удивилась и тому, как совершенно по-человечески все происходило у приматов. И как они коммуницировали. И их жестам. И пониманию справедливости. Не поняла только, почему они сами не остановили травлю: их было много, а тот, обуреваемый злобой, был некрупный и не самый сильный. Возможно, в их обществе, на их языке тоже бытовала пословица «двое дерутся – третий не лезь»? Вот и вся история. Ваша Б. Л.