– Босс, а что нам, собственно, нужно от этого малого? – Шофера Сэнди никогда не посвящали в дела банды.
– Этот мошенник стащил мою любимую вещь, – процедил сквозь зубы Спинелли, перезаряжая оружие. – Матрешку. Это такая русская кукла.
– Вы играете в куклы, босс? – расхохотался Сэнди и тут же умолк под свирепым взглядом хозяина.
«Кажется, сегодня придется избавиться от двоих», – подумал Спинелли.
«Ха-ха-ха! Я погляжу, чего сочинят эти зубрилы. И дерганый». Я прокрутил в голове следующий текст. Все три текста сочинились сами собой, в тот самый момент, как я прочитал задание № 11 в первый раз, осталось только записать. «Обязательно будет словечко «ущербный». И что-нибудь про сырьевой придаток».
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ.
Знаете ли вы, товарищи, какие игрушки предпочитает наше подрастающее поколение? Жестоких роботов? Уродливых ниндзя-черепах? Прочих ущербных созданий?
Нет! Малыши по-прежнему без ума от русской красавицы матрешки.
Так почему же витрины наших игрушечных магазинов ощериваются сотнями клыков? Почему вместо матрешек, которых с любовью выточили из дерева наши мастера, мы видим чудовищ, отштампованных за рубежом из отходов производства? Товарищи, разве вы не видите, что это Запад с помощью пластмассовых уродцев пытается духовно закабалить наших детей, чтобы превратить нашу Родину в свой сырьевой придаток? Опомнитесь, товарищи!
Н. Медведева, пенсионерка.
Я спрыгнул со ступеньки автобуса на снег, после чего протянул руку Ане и помог выйти ей.
Мы вместе ехали на автобусе до вокзала, а перед этим вместе с остальными участниками отобедали в столовой, хотя и не столько ели суп, сколько болтали. Болтали и в автобусе. А потом настало время расходиться по разным остановкам.
– Что, Ань, неужели мы больше никогда не встретимся?
– Ну, кто знает. Может, и встретимся когда-нибудь…
– Понятно, – кивнул я. – Пока. – Успев услышать в ответ «пока-пока», я повернулся и зашагал не оглядываясь.
– Пока-пока.
Через несколько дней я узнал, что занял третье место на областной олимпиаде по русскому языку. Об этом сообщила завуч, зайдя в класс во время урока. Она изо всех сил пыталась улыбнуться, но получалось плохо. В классе я был далеко не первым по учебе и одним из худших по поведению, и мой успех не укладывался в голове у бедной завучихи, искренне считавшей, что на олимпиадах побеждают отличники. Собственно, я прекрасно ее понимал: для меня это был такой же шок, как и для нее.
Летом, когда я пришел подавать документы на филологический факультет университета, моя фамилия уже наличествовала в списках, и напротив нее было написано: «вне конкурса, без экзаменов». Я окончательно убедился, что никакой ошибки тут нет. Можно было бездельничать дальше.
За это мне следовало поблагодарить свою учительницу русского языка, редактора газеты, опубликовавшей задания олимпиады «Таланты земли Нижегородской», и собственных маму с бабушкой – учителей русского языка (мама вдобавок еще и издающийся писатель). Всех этих людей я поблагодарил, и не раз.
Кого не смог поблагодарить – так это Аню, которой я больше никогда не встречал. Ни телефона, ни адреса, ни даже фамилии ее я не знал. Социальных сетей еще не изобрели. Оставалось надеяться на случайную встречу, но и это не сработало.
Это был первый случай в моей жизни, когда я по-настоящему общался с девушкой. В классе, где я учился, мальчики и девочки вплоть до выпускного почему-то держались отдельно и относились друг к другу сдержанно, если не сказать равнодушно, а вне школы я ни с кем особо не контактировал. Так что к шестнадцати годам весь мой опыт общения с девушками сводился разве что к обмену фразами типа: «Дай, пожалуйста, карандаш».
Рядом с Аней я впервые в жизни почувствовал себя мужчиной. Наверное, поэтому, разговаривая с ней, я не мялся, не стеснялся и не выдавливал из себя слова через силу. Очень хотелось произвести на нее впечатление. А когда мужчина хочет произвести впечатление на женщину, он иногда совершает невозможное. Не так ли?
Максим Лаврентьев
Максим Лаврентьев родился и вырос в Москве, с детства учился музыке. В юности избрал своей стезей словесность, чтобы не копировать судьбу отца-дирижера. В середине девяностых поступил в Литературный институт, куда был принят, не добрав на экзаменах одного балла, с формулировкой «за стихи». Параллельно, для заработка, разгружал запчасти в автосервисе, откуда ушел спустя почти десятилетие, чтобы трудиться редактором в различных литературных изданиях. С тех пор много пишет и несколько меньше публикует. Прозой начал заниматься лишь к сорока годам, преодолев критический для поэта возраст – тридцать семь лет.
Сальери в пионерлагере
В середине восьмидесятых Алла Борисовна пару лет работала музыкальным редактором на радио. Эта подробность выяснилась за вечерним чаем у нее дома, на кухне однокомнатной квартиры.
Чтобы отвести от себя подозрение читателя, признаюсь сразу, что присутствовал я здесь вовсе не из-за Аллы Борисовны, а из-за Анечки, ее тридцатилетней дочери.