Блин, что за мерзкий запах? На нашатырь похоже! Так это он и есть — открываю глаза и вижу чью-то руку, держащую перед носом ватку.
— Очнулся, милок? — спрашивает заботливый женский голос.
Зрение почему-то расфокусировано — отчетливо вижу свою грудь, накрытую белой простыней, а вот дальше — все в тумане.
— Пить хочешь? — не унимается женщина. — Или, может, утку?
Ага… Если припомнить, что крайний раз кушал на рассвете, а водичку пил после полудня… Желудок и кишки девственно пусты — зачем мне утка? А вот попить… и, как в том анекдоте про голодного студента, поесть, не мешает.
— Пи-и-ить! — выдыхаю практически беззвучно. Что-то с голосом — пытаюсь говорить, а выходит шипение. Но, похоже, меня поняли — женщина подносит к моим губам носик поильника. Ее рука пахнет чем-то резко-медицинским, но не противным, а… словно в детстве. Воображение сразу рисует образ немолодой медсестры. Которая уже на пенсии, но продолжает работать, потому что просто любит помогать людям.
Теплая ладонь осторожно касается затылка и приподнимает голову. Делаю первый глоток, за ним второй, третий… Эге, а у меня натуральный сушняк, словно после доброй пьянки. Вода в поильнике заканчивается слишком быстро.
— Еще! — прошу я. Голос немного окреп — звучит громче и отчетливей.
— Сейчас, милок! — покладисто отвечает женщина. Рядом, за пределами узкого сектора обзора, что-то звякает и возле моего лица снова появляется сосуд с драгоценной жидкостью.
— А вот теперь можно и утку! — выпив второй поильничек, говорю я. — И чего-нибудь пожрать!
— О, все-таки оклемался милок! — весело говорит женщина. — Сейчас спроворю, подожди минутку!
Ну, я могу и пять минут подождать. Лежу на чистом постельном белье, укрытый простыней, под головой мягкая подушка. Вот со зрением беда — фокусировка так и не наладилась. Ничего — дело наживное. Сейчас отолью, потом пожую, а там, глядишь, глаза в норму придут.
А кстати, что я здесь делаю? Здесь — скорее всего в больничке. Что со мной? И… кто я? Женщина назвала меня «милок». Это вообще ни о чем не говорит — общеупотребительное у пожилых женщин обращение, лишенное всякой сексуальной окраски. Но все же хоть какая-то инфа — я, по крайней мере, мужчина. А зовут меня… Как меня зовут? Хм… не помню. Херово, товарищ Глейман! Оп-па! Вспомнил! Глейман меня зовут! Странная фамилия… Я, случайно, не еврей? Глянуть бы под простыню — на предмет изучения целостности «достоинства». Вот только руки не шевелятся. А ноги? Пробуем… Нет, и ноги тоже — не двигаются. Здорово меня приложило! Так, так… погоди-ка… а почему у меня ничего не болит? Бляха-муха, я что — парализован? Вот жена обрадуется… Стоп! У меня есть жена? Из закоулков отшибленной памяти приходит «файл» — жена была, но вся вышла. Ты, милок, лет пять как в разводе. Старшие дети живут со мной — сын на пятом курсе, дочка школу в этом году закончит. А младшая, Светочка, с мамой осталась. Вижу ее только по выходным. Нет! Младшенькую зовут Иришка, а Светочка это… девчушка с перебитыми ногами, которая ждет меня на заброшенном хуторе!
Ждет меня, Игоря Викторовича Глеймана, сорокапятилетнего инженера-строителя, чудесным образом попавшего в тело своего деда, Игоря Петровича. Ждет не только она — еще полсотни ребятишек. А я тут валяюсь — на мягкой кровати, под чистой простыней. Как я сюда попал? Что случилось?
Мы с Альбиковым отправились за подмогой. Наткнулись на немецкую колонну… Потом случился налет наших бомберов. Ух, ну и взрывы были! Значит, там меня и приложило… Угу… а больничка совершенно случайно рядом оказалась. В немецком тылу…
Нет, что-то случилось позднее. Пытаюсь вспомнить, задумчиво почесывая лоб. Стой! Я почесываю лоб? Только что руки не шевелились! Ну-ка, а вторая? Левая тоже начала двигаться! А ноги? А вот ноги не хотят! Все-таки парализован? Изо всех сил щипаю себя за бедро. Бля-я-я! Больно-то как! Выдыхаю с облегчением — раз болит, значит не парализован.
— Ты чего шипишь, милок? — участливо спрашивает женщина. — Болит что-нибудь?
Теперь у меня получается немного сфокусировать зрение. В общем, реальный образ медсестры почти совпадает с воображаемым. Действительно, пожилая тетка, в опрятном белом халате и хитро завязанном платке на голове.
— Где я? — теперь слова даются гораздо легче.
— Так в госпитале ты, в Ровно! — с недоумением отвечает сестричка. — Ах да! Ты ведь без сознания был, не знаешь ничего.
— А как я сюда попал?
— Так тебя разведчики привезли. Сказали — геройский парень, лечите на совесть!
— Разведчики? Эти… ОсНаз НКВД?
— Нет, милок! Наши, армейские разведчики. Разведбат мехкорпуса.
— А с ними такого… сержанта не было?
— Как не быть, милок! Среди них сержантов много!
— Сержанта Альбикова? Он узбек.
— Нет, милок, узбеков я среди них не видела.
— Так… — я задумался. — А какое сегодня число?