Спасибо деду за Победу!

В небольшой комнате — никого. Стол завален грязными тарелками и объедками. Стоящие вдоль стен кровати покрыты разнообразным тряпьем. А запах… Трехдневные портянки благоухают ароматней! Так, а где обитатели притона? Выпрыгнули в окно?

Краем глаза замечаю за правым плечом движение, но отреагировать не успеваю — боль взрывается в затылке яркой вспышкой белого пламени. А потом мрак поглощает сознание и последнюю мысль: «Бля, как обидно!»

Глава 1

Показалось, что в сознание я пришел довольно быстро — и пары секунд не прошло. А значит, еще успею избежать непоправимых последствий своей неосторожности.

Не успев толком открыть глаза, перекатываюсь вперед, подсознательно готовясь удариться о стоящий посреди комнаты стол. Но ничего похожего мне на пути не попадается, и я продолжаю катиться дальше, остановившись метров через пять. Только сейчас до меня доходит, что подо мной не дощатый пол, а земля. Причем с большим вкраплением щебенки, которая ощутимо впивается в бока.

Это что же? Времени прошло больше, чем мне показалось? И эти козлы успели вытащить меня из домика? Глаза… Глаза почему-то не открываются — залеплены чем-то липким. Начинаю судорожно их тереть, и, (о, чудо!) через несколько секунд, каждую из которых я ожидал нового удара, зрение частично восстанавливается. Я действительно лежу на земле. Причем это явно не двор дачи Шлявера — там бурьян по пояс, а здесь травы почти нет, зато в изобилии пыли и мелких камней. А рядом видна какая-то насыпь, очень напоминающая…

Вот это да! Оказывается, я валяюсь возле полотна железной дороги! Это на хрена они меня сюда оттащили? Хотели положить на рельсы и имитировать несчастный случай? Похоже… Только вот не вышло — вон те люди вмешались, что сейчас сюда бегут. И их много — несколько десятков. Однако как-то странно они бегут — словно за ними черти гонятся. И люди странные… Не могу понять, в чем дело, но… нечто в них кажется чужеродным… Одежда? Пожалуй! Какая-то она… старомодная! И почему они бегут, не издавая ни звука? Даже топота не слышно!

Ага, так это не они не шумят, а я ничего не слышу! Вижу, как странные люди раскрывают в крике рты, но в моей голове стоит ровный легкий гул. Может, у меня и уши, как глаза, чем-то забило? Начинаю ковырять их сразу обеими руками… Слух возвращается рывком — словно где-то повернули выключатель.

Вокруг царит жуткая какофония: орут люди, грохочут выстрелы, доносятся взрывы, скрежещет раздираемый металл. Причем я понимаю: кричат не только от страха, но и от боли, уж такие вещи я научился различать хорошо. И выстрелы не похожи на автоматные — скорострельность гораздо выше. Так может звучать авиационный пулемет.

Люди пробегают мимо меня, не пытаясь помочь. Они явно охвачены паникой. Перевожу взгляд на источник их ужаса — в сотне метров от меня на рельсах полыхает пассажирский поезд. Паровоз полностью разворочен взрывом, часть разноцветных вагонов превратилась в обугленные остовы.

Погоди-ка, а почему паровоз? И почему вагоны разноцветные? И что это за рев моторов наверху, как будто по небу проносится банда байкеров на мощных мотоциклах?

Поднимаю голову — надо мной пролетает легкий самолет непривычных очертаний. Едрить! На крыльях и вертикальном киле отчетливо видны кресты. Немецкие… как в фильмах про войну. Ага! Кусочки удивительной головоломки, обрушившейся на меня сразу после возвращения сознания, сходятся — так здесь снимают кино!

Осталось только понять, что я делаю на съемочной площадке. Не вставая с земли, неторопливо осматриваюсь. Ну, торопиться мне вроде как некуда — прямой угрозы жизни со стороны злобных гастарбайтеров не наблюдается. А если вдруг резко вскочу, то ведь могу и кадр испортить. Или как это у них называется? Люди старались, такие спецэффекты подготовили, пиротехники тонну сожгли, макет поезда — прямо как настоящий — сделали, а я им подгажу? Нет, прикинусь трупом. Полежу полчасика — они сцену отснимут, перерыв объявят, вот тогда и примусь за выяснение обстановки. И первый вопрос: как я сюда попал? Откинувшись на спину, с интересом гляжу по сторонам. Гм… а где съемочная группа? Я как-то раз присутствовал на съемочной площадке — снимался в массовке по молодости лет, так там обслуживающего персонала было как бы не больше, чем статистов. А здесь… никого нет! Ни режиссера, ни оператора, ни осветителей и прочих техников. Не скрытыми же камерами они снимают? В этот момент над горящим поездом вновь появился легкий самолетик. Так это, наверное, и есть «Мессершмитт»! — догадался я. Приходилось видеть его в кадрах хроники. Помню, что номер у него «Бэ Эф-109». Наши летчики его «худым» называли. Понятно, из-за чего — фюзеляж узкий. Еще помню, что вроде бы были какие-то модификации, названные собственными именами… Фридрих, Эмиль… еще что-то… Но как их различать — не знаю.