А Кристина уже покорно опускается перед ним на колени, с довольной улыбкой снимает с его пояса ремень, расстёгивает брюки, достаёт налитый член и засовывает себе в рот. Мне тошно, противно, но даже не от самого действия, а от унижения моей бывшей подруги. Она с таким наслаждением облизывает член, будто от того, с каким рвением она эта сделает, зависит вся её жизнь. Глупая. Этот урод просто ее использует, точно так, как и всех вокруг себя. Он наматывает её волосы, сжимает в кулаке, проталкивается сильнее, глубже, пока с диким рыком не кончает ей в рот. Кристина с наслаждением глотает, облизывается и встаёт.
— Теперь пошла вон, — отвесил ей смачный шлепок по заднице и она спокойно, постукивая тонкими каблуками, выходит из комнаты, — а теперь ты, — подошёл к краю кровати и мне ничего не осталось, как тупой овечкой смотреть ему в глаза, надеялась на то, что этот больной ублюдок не станет ничего со мной делать, — не переживай, я не хочу испортить себе удовольствие и подожду до завтра, в Москве у меня для тебя есть сюрприз — целый бункер, из которого ты точно никогда не сбежишь, а для всех будешь отдыхать на Мальдивах, вечно, — от его ухмылки у меня стынет кровь в жилах, — будешь учиться покорности, если научишься, то выйдешь в свет, а если нет, то сгниешь там, все ясно?
Я киваю. Он наклоняется и оставляет влажный поцелуй на моей ступне. Вижу, что он еле сдерживается от возбуждения, но, похоже, в своей голове он нарисовал другой план действий и всеми силами себя тормозит. Меня это немного успокаивает. Значит не сегодня.
При нем я не решаюсь убрать ногу и вытереть след от его мерзких губ, боюсь последствий, но когда он уходит, сразу же бегу в ванную комнату и тщательно отмываю то место. Не хочу даже дышать рядом с ним, а про близкий контакт вообще молчу. Если приблизится, то убью его или себя, обещаю. Найду способ, он всегда есть, стоит только хорошенько подумать.
В этот день ко мне больше никто не приходил. Принять душ я не решилась, побоялась того, что Никита не сдержится и придёт, хотя лёжа на кровати, пусть и в одежде, я его вряд ли смогла бы остановить. Но так казалось безопаснее. Я свернулась в позе эмбриона и лежала с открытыми глазами, не в силах заставить себя уснуть. Ночь, как назло, тянулась очень медленно, и я не знала, радоваться этому или горевать. С одной стороны хотелось увидеть новый день, ведь с ним могла прийти новая надежда, а с другой стороны, я боялась того, что тот самый новый день мне сулил. Исходя из угроз урода, ничего хорошего. Я так и валялась, съедая свой мозг навязчивыми мыслями.
Под утро я все-таки вырубилась. Кристина разбудила меня грубыми точками в бок и велела готовиться к вылету. Я не удержалась и съязвила:
— Один момент, только вещи соберу, — и толкая её в спину, выгнала из комнаты.
Ещё не хватало терпеть издевательства от бывшей подруги, не позволю! Она что-то там пропищала, но в итоге убралась с глаз моих. После её ухода меня снова окатило ледяным холодом плохого предчувствия. Точно что-то случится, боже.
Всю дорогу мы ехали молча, казалось, даже Никита нервничал из-за перелёта, только Кристина болтала без умолку, этой дуре все было по барабану. Из её бестолковой болтовни я все же смогла кое-что узнать. В общем, полетим мы на частном джете, не одни, вместе с нами куча народа из личной охраны мерзавца, то есть сбежать точно не удастся. Плохо, очень плохо. По дороге выбраться опять не удаётся, машина закрыта на всевозможные замки. Пытаюсь заговорить с ним, может хоть как-то достучаться до логики, но её нет, вообще ничего, мужчина за рулем даже не сильно похож на того монстра, которым был раньше, он изменился, стал более сумасшедшим. От этого становится ещё страшнее, психи способны на все.
Дальше все как в тумане. Страх лавиной обрушивается на меня, мой мозг, в своей защитной реакции, отключается, я ничего не соображаю. Прихожу в себя только тогда, когда мы поднимаемся по трапу. Это конец, у меня не вышло, не получилось! В Москве у него точно все схвачено, там уже нет никаких шансов. Сердце падает в пятки, дыхание учащается и мне кажется, будто я теряю сознание, но чьи-то руки подхватывают меня, крепко прижимают к горячему телу, а к виску прижимается холодный металл.
— Все ушли, быстро! — Орёт голос возле уха, и я морщусь от громкого звука, — иначе она умрёт, ну!
Мозг вдруг принял решение включиться, ох, лучше бы я упала в обморок и ничего такого не видела. Рядом со мной стоял Никита, он держал возле моей головы небольшой пистолет, а напротив стояли оперативники, под ногами которых лежали скрученные люди моего мужа. Что происходит? Страх меняется шоком, шок страхом за свою жизнь и так по кругу.