Спаси меня (СИ)

Спустя где-то полчаса мы завернули на Кристинину улицу, попрощались с ней и отправились прямиком в мой собственный ад. Если ещё до бестолковой болтовни подруги в машине я на что-то надеялась, то теперь уже точно нет. Слишком красноречиво было молчание моего личного тюремщика, слишком громко трещал заряженный энергией злости и ярости воздух вокруг нас, слишком по-хозяйски больно сжималась его рука на моей коленке. Он непременно взорвётся и обрушит весь свой гнев на меня, стоит нам только переступить порог его дома, остаться наедине. Я уже давно не трачу время и силы на пустые молитвы. Зачем? Ведь мои мольбы все равно никто никогда не слышит, я просто как обычно мысленно готовлю себя к самому худшему и, если говорить, по правде, ещё ни разу не обманывалась в своих ожиданиях.

— Никита, ничего такого не было, Кристина все не так поняла, правда, — начинаю оправдываться, пока машина подъезжает к огромным, железным воротам загородного особняка.

— Заткнись, — злобно рявкает. Правильно, маски сброшены, мы на его территории, а значит больше нет нужды притворяться порядочным, любящим мужем, — быстро выходи из машины и молча иди в дом, сейчас разберёмся, что не так поняла твоя безмозглая подруга.

Выбираюсь из машины скорее на автопилоте и на ватных, непослушных ногах плетусь в сторону дома. Слышу, как позади меня мой ненавистный муж что-то громко обсуждает с охраной, потом видимо вручает им ключи от машины и в два счета догоняет меня.

— Шевелись, — подталкивает в спину, и я чуть ли не падаю, от волнения цепляясь ногой за ногу, — специально время тянешь?

Я молчу, уже нет смысла что-то доказывать, пытаться объяснять, он в своей голове все решил, разложил по полочкам и придумал самое идеальное для него завершение вечера. Мне остаётся ждать, терпеть и попытаться хотя бы не умереть. Как всегда.

— Всё вон! — Рявкает на персонал дома, который послушно выбежал встречать своего хозяина, — если кого увижу, шкуру спущу, — добавляет, хотя это уже лишнее, повторять дважды никому не требуется, они научены опытом и знают последующее не хуже меня. Работать у этого урода престижно, высокооплачиваемо, а на остальное им плевать, они давно научились закрывать глаза и уши, ведь так намного проще и легче жить и самое главное, работать в этом доме. Никто из них никогда и слова поперёк не вставит. Вышколенные до омерзения.

— Значит ты теперь решила изменять мне, дрянь?

Одним сильным рывком он хватает меня за копну волос на затылке и тащит в сторону гостиной. Взвизгнув, хватаюсь за его руку, чтобы хоть как-то ослабить болезненную хватку. Но мне не удаётся, все силы уходят на стремление поспевать за ним, иначе становится ещё больнее. В гостиной он со всей дури толкает меня вперёд, и я падаю вниз, сильно ударяясь головой об ножку журнального столика. Слышу свой сдавленный стон и быстро хватаюсь рукой за ушибленное место, будто это поможет, будто боли хоть немного станет меньше. Наивная идиотка.

— На меня смотри, — снова хватает за волосы и подтягивает мою голову к своему лицу, — ты мне изменяешь? Отвечай, живо!

— Н…н… нет, — запинаюсь, всхлипывая.

— Врешь, сучка, — яростно бьёт наотмашь по щеке, отчего меня отбрасывает на пару шагов от него. Руками цепляюсь за ножку дивана, чтобы что? Попытаться встать? Нет, он не даст мне сейчас подняться, слишком рано, его злость ещё не до конца изверглась.

— Молчишь? — Выплевывает ядовитым голосом, — молчишь, потому что нечего сказать, или ты своим куриным мозгом думала, что я ни о чем не узнаю? — Со всей силы бьет ногой в живот, и я сгибаюсь пополам. Откуда-то со стороны слышу болезненный крик и совсем не узнаю свой голос. А мой изверг муж продолжает что-то говорить, сопровождая каждое предложение очередным ударом куда придётся: в живот, спину, ноги, руки. Я уже не слышу его, не воспринимаю реальность, словно внезапно внутри нечто очень важное переломилось, умерло, освобождая искалеченную душу. Наверное, подобное ощущают люди, когда теряют силы, когда они больше не могут собираться по кусочкам и бороться, наконец сдаются, отдаваясь во власть пожирающей пустоте. Я вроде бы есть в этом мире, жива еще, но совершенно ничего не чувствую, даже боль, которая должна сейчас тягучей цепью оплетать все моё тело не мешает, не ощущается остро, как должно быть на самом деле. Внутри все выжжено дотла, а на месте искалеченной души зияет огромная, совершенно пустая дыра.