Спасенный любовью

И еще на память ей пришло, как и они с Хартом когда-то придумали для себя секретный код. Не столь замысловатый, конечно, как у Йена, но весьма действенный способ общения, с помощью которого Харт мог известить ее, что слишком занят и не сможет увидеться с ней. В каком бы городе они ни находились, он оставлял ей оранжерейный цветок — обычно розу — в углу парка или сада, где обычные прохожие не могли его заметить. В Лондоне это происходило в Гайд-парке, на пересечении условленных тропинок; или же в садике посреди Гросвенор-сквер, под ближайшим к центру деревом. В самом начале своего ухаживания Харт вручил ей ключ от нужного садика. А в Эдинбурге он оставлял цветы на месте их встреч в Холируд-парке.

Харт мог, конечно, прислать записку, когда был вынужден пропустить свидание, но он говорил, что ему хочется оставлять ей сообщения именно таким способом. Элинор, безусловно, понимала, что он отправлял какого-нибудь посыльного мальчика, чтобы тот оставил розу, — но ей все равно было приятно. Она подбирала цветок и относила домой, чтобы сохранить до следующей встречи с Хартом.

«Чародей, — думала она о нем. — Знает, как умерить мой гнев, когда не приходит». Получалось, что цветок согревал ее сердце лучше любой записки с извинениями, и он, конечно же, это знал.

Даже сейчас в свои редкие приезды в Эдинбург или Лондон Элинор бросала взгляд на заветные места в Гайд-парке или Холируде. И боль, которую она испытывала, не увидев цветка, не переставала ее удивлять.

Она посидела немного молча, чтобы образовавшийся в горле ком рассосался. А Йен тем временем продолжал строчить свое письмо.

— Я что-то не вижу твоего ключа, — сказала Элинор, когда снова обрела способность говорить. — Откуда ты знаешь, какие цифры писать?

Йен пожал плечами.

— Помню.

Карри снова хмыкнул.

— Не удивляйтесь, ваша милость. У него не голова, а целый парламент. Порой это пугает.

— Я все слышу, Карри, — сказал Йен, не переставая писать.

— Но вы же знаете, сэр, что я про вас никогда не вру. Говорите, ваша милость, — обратился слуга к Элинор. — Он ведь сам сказал, что все слышит.

Элинор прислушалась к совету Карри.

— Дело в том, Йен, что мне нужна твоя помощь кое в чем, но я не хочу, чтобы ты говорил об этом Харту. Ты должен обещать мне, что сохранишь это в секрете от него.

Йен молчал, а Карри проговорил:

— Тогда я передам ему, чтобы зашел к вам и узнал, чего вы хотите. Когда он закончит, то придет к вам, поверьте.

Элинор встала.

— Спасибо, Карри. Только ни слова его светлости, пожалуйста. Харт бывает… Да ты и сам знаешь, каким он бывает.

Карри поднялся на ноги и одернул рубашку. Откашлявшись, сказал:

— Можно дать вам небольшой совет, ваша милость? Видите ли, его светлость — очень тяжелый человек, и с каждым годом он делается все хуже. А уж если получит премьерство, то станет твердым как сталь. Думаю, что тогда его никто не смягчит, даже вы, ваша милость.

Темные глаза Карри не лгали. Он не был обученным слугой из агентства. Его, карманного воришку, Камерон когда-то подобрал на улице, и ему все сходило с рук, потому что он с необычайной нежностью ухаживал за Йеном. Братья были уверены, что Йен пережил психиатрическую лечебницу лишь благодаря Карри, которого прислал ему Камерон.

Тут Йен наконец отложил перо и произнес:

— Карри не хочет терять сорок гиней.

Элинор в недоумении переспросила:

— Сорок гиней?..

Карри покраснел как кирпич, а Йен пояснил:

— Деньги — ставка на то, что Харт женится на тебе… или не женится. Мы сделали ставки в Эскоте, в июне. Карри поставил сорок гиней на то, что ты ответишь отказом. Эйнсли поставила двадцать на «да», а я поставил тридцать. Мак сказал, что выкладывает тридцать пять фунтов за то, что ты дашь Харту пинка под зад. А Дэниел полагает…

— Прекрати! — Элинор всплеснула руками. — Не хочешь ли ты сказать, Йен Маккензи, что вы заключили пари — выйду ли я замуж за Харта или нет?

— Простите, ваша милость, — вмешался Карри. — Вы не должны были об этом узнать. — Он с упреком взглянул на Йена.

Элинор же, сжав в кулаки, осведомилась:

— А Харт тоже в этом участвует?

— Его светлость отказался, — ответил Карри. — Так мне, во всяком случае, сказали. Сам я не присутствовал при первичном заключении пари и присоединился позже, когда слуги тоже стали делать ставки. Но я слышал, что его светлость как-то обмолвился о возможности женитьбы, — добавил слуга.

Элинор вскинула подбородок; ее сердце гулко колотилось.

— Полная чушь! То, что было когда-то между мной и Хартом, давно уже в прошлом, все у нас закончилось.

Карри казался смущенным, но явно не сожалел, что сделал ставку. Пожав плечами, он пробормотал:

— Как скажете, ваша милость.

Элинор направилась к двери. Уже у порога сказала:

— Пожалуйста, дай мне знать, когда закончишь, Йен. И мы поговорим.

Йен вернулся к своему письму. Слышал ли он ее? Элинор не знала наверняка.

Карри же отвесил ей поклон и заверил:

— Я все ему скажу, ваша милость. Предоставьте это мне.

— Спасибо, Карри. Я позабочусь о том, чтобы ты выиграл пари.

Вскинув подбородок, Элинор вышла из комнаты и хлопнула за собой дверь.