Спасения нет

Это условие не числилось в списке бонусов, тем не менее членство в глобальном политическом комитете обеспечило ей при конце света место в первом ряду. Неприметные датчики Обороны Альфа, дрейфуя вокруг «Спасения жизни», передавали на удивление четкую картинку. Через час после расхождения части ковчега разделяло уже десять километров, и разрыв продолжал расти. Солнце, медлительным рассветом пробираясь внутрь, высвечивало большую, открытую в пространство полость. Гвендолин она показалась похожей на кратер с отвесными стенами, с блестками редкостных жил — словно оликсы создали халцедоновый астероид. В тенистой глубине порхали темно–лиловые искорки, рассыпались фонтанами так мгновенно, что их можно было счесть за обман зрения.

Теханалитики ГПК предполагали в этих искорках излучение Черенкова — а значит, она сейчас заглядывала прямо в глотку черной дыре. Технология, на десятилетия, если не на века, обогнавшая человеческую.

Что–то шевельнулось в этой темноте, плавно скользнуло в освещенный солнцем центр полости.

— Гос–споди, — пробормотала Гвендолин.

Показавшийся из горловины червоточины корабль был невероятным, как скат–манта, скрещенный со сверхзвуковым двигателем, — и при этом громадным. Тусклая иссиня–черная поверхность топорщилась сотнями плавничков, втянувшихся у нее на глазах, превратив фюзеляж в стройное обтекаемое тело восьмисотметровой длины. Непонятно было, зачем эта обтекаемость в межпланетном пространстве. Несколько действовавших в системе Сол космических кораблей человечества представляли собой неуклюжие функциональные сооружения, а рассекавшие галактику межзвездные имели простую каплевидную форму на конце огромного гневного копья поступавшей из самого сердца солнц плазмы. Обшивкой им служили порталы — дыры, в которые проваливалась всякая попавшаяся на пути пылинка, чтобы выскочить из парного портала в световых годах за кормой. А этот корабль оликсов был совсем другой: сами его плавные обводы дышали угрозой. И Гвендолин не слишком удивилась, когда он ловко перевернулся, проскочил через расширяющийся зазор в свободный космос и, лениво разворачиваясь, повис в тени ковчега. Она не видела ни ракетного выхлопа, ни яркой как солнце плазмы, ни голубого химического пламени. А маневрировал он как выполняющий простые фигуры высшего пилотажа самолет, и такая небрежная демонстрация силы и ловкости действительно внушала страх.

Манипуляция гравиволнами, обнуление силы Лоренца, а может, и двигатель на квантовых полях… Гвендолин не вникала в пояснения техконсультантов ГПК. С тем же успехом ученые зануды могли бы обсуждать научно–фантастический сценарий гонконгской интерактивки. Болтуны, даже с Нобелевскими премиями, остаются болтунами. Неважно, какой теорией объяснить этот двигатель. Его мощь напугала Гвендолин до усрачки. Вторжение из космоса. Вековая страшилка человечества.

Из открытого конца ковчега показались еще три стреловидные громады. Потом замелькали суда поменьше — светящиеся морской волной цилиндры с вращающимися на корпусах алыми спиралями, они словно ввинчивались в пространство. У этих хоть было подобие выхлопа — легкие облачка подсвеченного голубого тумана. Высокоэнергизированный гелий, доложили датчики Обороны Альфа.

Новые корабли шли бесконечным густым роем — слитной струей выскальзывали из зазора, а потом, разделившись, приступали к жесткому ускорению.

Еще одна волна стреловидных насчитывала четыре или пять кораблей. Гвендолин на своем кожаном диванчике всей душой желала окончания потопа. Маленькая иконка на краю поля зрения вела счет. Когда он дошел до двухсот, она велела альтэго Теано прекратить передачу с датчиков. Это уж было слишком. К такому вторжению она не готовилась; ждала жестких боев между более или менее равными противниками, в котором более слабое, но отважное человечество доблестно отбивало бы атаку. А эта сокрушительная сила смахнет целый вид и не заметит. Конец света. Конец всему.

Она так и осталась сидеть в сумрачном пентхаусе, уставившись на балконную дверь и ничего не видя. Выступили и высохли на щеках слезы. Бывало, во время трудных переговоров она брала паузу, чтобы принять происходящее и подумать о стратегии.

Этого принять нельзя. Никогда.

Она вздрогнула, когда перед глазами загорелась иконка. Прибыла охранница от «Связи».

— Дай доступ, — приказала пентхаусу Гвендолин.

Ее звали Крина. Двадцать пять лет, среднего роста, явно в отменной форме, добытой либо большими трудами, либо достройкой мускулатуры, а возможно, и тем и другим. Лицо невыразительное и непримечательное — Гвендолин решила, что при ее профессии это плюс. Короткие волосы цвета бурой мышиной шкурки. Темно–серый костюм — облегающий фигуру, но при этом легко растягивающийся, не стесняющий движений.

Она представилась с настойчивой вежливостью.

— Извините, что так долго добиралась, мэм. Что–то сегодня с лондонской сетью хабов. Из гринвичского офиса мне приказали двигаться прямо сюда.

— Так вы, значит, были не на дежурстве?