Спасения нет

Они вышли из жилого квартала на тревожно притихшую Милман-стрит. Здания здесь большей частью сохранились от перестроек двадцатого века, когда ностальгически воссоздавали георгианскую роскошь, существовавшую только на иллюстрациях, изображавших век девятнадцатый, и ставшую реальностью только потому, что деньги понемногу перетекали от менее состоятельных к настоящим богачам, давая тем возможность расширить драгоценное жилое пространство до возможности сдавать жилье внаем. Богатство в сочетании с метрохабами добавило и зелени, так что снизу улица смотрелась теперь недавно расчищенным участком леса: деревья и затянутые плющом стены соответствовали высоким стандартам района.

Гвендолин хмуро осматривала окаймлявшие свободную полосу липы и лондонские платаны — пыталась разобрать, что в них не так.

— Ветер, — вдруг сообразила она. — Ветра нет.

Ветки над головой застыли, листья обвисли и даже не шелестели.

— Щит отрезал нас от погоды, — объяснил Горацио. — Теперь будем жить как в оранжерее.

Он покосился на обильно потевшую Крину.

— А кислорода хватит? — встревожилась Гвендолин. — В смысле, если нас накрыли герметичной крышкой, откуда взяться свежему воздуху?

— На несколько месяцев хватит, — сказал он. — Может, и на годы. Так далеко вперед заглядывать не приходится. Задолго до того все так или иначе решится.

Они свернули от Темзы в сторону Кингс–роуд, к прославившим улицу магазинам. Две ап–багажки Гвендолин послушно следовали за ними. Две, потому что она решила, что малость оптимизма сегодня не помешает. Под деревьями то и дело попадались застывшие ап–доставщики и уборщики: лишившись возможности перезарядить батареи, машинки за ночь выжгли резервы энергии на поиски рабочего пункта зарядки. Проезжую полосу перегородили два пустых ап–такси: их киберы спрятали головы в песок, даже не отзывались на запросы альтэго. У одного было покорежено колесо от основательного удара о столбик ограждения. Вокруг Гвендолин заметила несколько пятнышек крови. Рука у нее сама поползла к молнии кожаной куртки — застегнуть доверху, целиком укрыться под вплетенной в ткань защитной сеткой.

И на Кингс–роуд неподвижные ап–такси загораживали проход под сводом золотистого стекла, тянувшимся от Слоан–сквер до Нью–Кингсроуд. Сколько раз она прогуливалась здесь, укрытая от капризов британского климата, заглядывала в модные лавки «Испытай меня», встречалась с друзьями в барах или бистро. В хорошие времена посещала и салоны: в сущности, принаряженные клиники, искусно балансирующие между косметической терапией и откровенно медицинскими пластическими операциями. В те времена она была попросту золотой птицей в золотой клетке. Теперь все переменилось. Темные, обесточенные и покинутые надменным персоналом магазины смотрелись мрачно, их блеск и соблазны сгинули, как прошлогодняя мода. Даже веселенькие цветущие лозы, обвившие опоры навеса, под проклятым небом цвета синяка утратили яркость.

Она и обрадовалась, и удивилась, обнаружив, что часть независимых лавочек еще работает. Не те, где бывала она, — не бутики и не модные заведения, — а маленькие, торговавшие самым необходимым. Пара семейных кафе даже расставляли столики на мостовой. Их предприимчивость выманила людей на улицы. Одевались здесь модно и дорого — почтовый индекс Кенгсингтона и Челси не шутка, — но Гвендолин отметила слегка напряженные лица, выражавшие вежливую решимость. У этих людей, как и у нее, был доступ к источникам и новостным каналам высшего уровня, и все они осознали: чтобы пережить это, надо готовиться уже сейчас — хотя бы жить оставалось всего несколько дней, до появления Избавителей. А если городской щит продержится дольше, будущее в руках судьбы.

«И дедушки», — невесело добавила она про себя. Эта мысль не утешала. Впрочем, Энсли Третий сделает все возможное.

Горацио, пожав губы, оглядывался по сторонам — хоть ваяй с него статую ученого мыслителя. Она велела Теано поймать его в кадр и сохранить. И улыбнулась про себя.

— Нам сюда, — сказал он.

Гвендолин, взглянув, куда он указывал, нахмурилась.

— В кафе?

— Да. Сама подумай. У них должна быть полная кладовая ингредиентов для пищевого принтера.

— А, верно.

Она выбранила себя, что сразу не сообразила.

Кафе «Бьянки» было семейным предприятием, соблазнявшим посетителей органическим кофе и свежей выпечкой. Их бурно приветствовал весело улыбавшийся за прилавком итальянец лет пятидесяти. На полке за его спиной выстроились банки с зерновым кофе пятидесяти сортов.

Горацио заказал на всех «Гватемальский атитлан» с шоколадной крошкой и миндальный торт. Гвендолин с восхищением отметила, как героически он подавил возглас: «Сколько–сколько?» при виде цены, и достала свой крипжетон. Крина добилась, чтобы они заняли уличный столик.

— Обеспечит нам обзор и свободный отход, мэм.

Гвендолин кивнула, постаравшись не поморщиться. После проповеди Горацио это «мэм» каждый раз резало ей ухо. Потому что он прав.