Обостренные чувства отмечают сладкий запах поровых газов, свежий халат, бурые капли на ботинках. Ответственный за самосохранение участок мозга захрипел: «БИНТЫ!» Какие бинты? Точно! Повязка!
— Где туалет здесь?
Ладонь прижала забинтованную рану, контур шприцов прояснил сознание.
— Пошли, провожу.
В палате полумрак. Комната длинная, у стен кровати парами, между ними тумбочки, у подножья табуретки с одеждой. На дальней стене прикручена панель телевизора. Слева и справа от двери столы с тарелками, кружками, чайником.
— Физкультпривет, господа!
Черт его знает, как надо здороваться при входе в хату нестабильных зомби.
— Здоровей видали. Заходи, чего стоишь, все свои. – Путилину протянул руку шкаф два на полтора метра.
— Я – командир взвода Павел Шанкин. Давай, представься.
— Капитан полиции Путилин Владимир Владимирович.
— Яйца уже седые, а все капитан. Что так? – С кровати в середине правого ряда проскрежетал голос. В кровати едва вмещался мужик лет сорока. Приподнялся на локтях, на мосластых плечах плита нижней челюсти, нос набок, колючие глаза, червячок лба.
— Потому что народу служил, а не начальничкам.
— Ну, давай подваливай тогда. Здесь у нас званий нет. Все одинаковыми на тот свет уйдем. Бербенцев моя фамилия, слыхал, может?
— Давай, располагайся, — Шанкин попытался сохранить позицию лидера, — скоро лекарства принесут.
— А что, известная фамилия? – Спросил Владимир Владимирович, присаживаясь напротив Бербенцева, аккуратно снимая тапки.
— Кому надо знают. Слушай, у тебя ничего нет?
— В смысле?
— Да, ладно, не загоняйся. Как там Виктор Андреевич поживает? – Бербенцев имел в виду Трахова.
— Отлично поживает, бухает по–прежнему. – Путилин имел в виду Мокшанова. – А ты его откуда знаешь?
— Да так, встречались. Слушай, — перевел тему Бербенцев, — тебя где зацепило? Китайцы?
— Нет. Жуманиязов.
— Один хер – пиздоглазые! Ебашить их надо!
— Уже. В смысле Жуманияза. Татары помогли.
— Ну, это нормально, если выживать, то вместе.
Бербенцев откинулся на подушку, гримаса исказила и без того не самое привлекательное лицо, добавил:
— Хотя нас это уже не касается. Ладно, ложись. Тебя не ломает еще?
— Нет, хороший наркоз.
— Да, хороший. Побольше бы, парней вон уже козявит.
Солдаты лежали на кроватях с напряженными лицами, губы сжаты, на лбу у некоторых бисер пота.
Дважды крутанулся ключ в замке. Головы будущих суперсолдат по черепашьи потянулись на звук.
— Так, бойцы, замерзли! – Латунов с чемоданом в руке зашел с видом академика Павлова в вольер к питомцам.
Головы втянулись, организмы замерли. Латунов поставил чемодан на стол, позвал командиров отделений:
— Шанкин, Бербенцев, Гибадуллин, ко мне!
На стол из чемодана Латунов выложил шприцы с зачехленными иголками, разложил в три ряда.
Напротив Путилина скрипнула кровать, Бербенцев с готовностью метнулся к столу.
— Всем спокойной ночи. – Латунов хлопнул крышкой, резко добавил:
— Растаяли!
Палата стала походить на муравейник, но с кроватей никто не вставал. Бойцы сидя ждали, когда вручат вожделенное лекарство.
Что еще за «море волнуется раз?» успеть бы антидот принять, овощем немного узнаешь.
— Давай, Владимир, пора отдыхать, завтра трудный день. – Бербенцев сел на кровать, положил на тумбочку шприцы. Достал жгут, отработанными движениями затянул бицепс, закатал рукав. Предплечье посинело, на венах отчетливые дороги от инъекций. Наркоман подмигнул, зубами снял колпачок с иглы. Одно движение – иголка в вене. Бербенцев медленно, чтобы не вспенить раствор, вводил героин, к концу движения поршня блаженная улыбка на лице, глаза осоловели.
— Сам не можешь пока? Давай помогу. – Бербенцев медленными, но уверенными движениями взял второй шприц, наклонился к Путилину.
— Закатай рукав, боец великой армии.
Путилин прилег на спину, вскоре уже знакомые искры заиграли по ногам. Надо сосредоточиться, нельзя превращаться в наркомана.
— Бербенец, слышь, где туалет здесь?
— За дверью, перед выходом в коридор, там одна открытая дверь, не ошибешься. Проводить, а то закемаришь над очком?
— Не надо, я быстро.
Путилин вернулся через три минуты, антидот начинал действовать. Внедренный боец изображал вмазанного наркошу: ссутулился, подбородок на грудь, веки упали.
В сумраке дежурного освещения Путилин рухнул на кровать, перевернулся на спину. Рана не болит, чувства приходят в норму, надо присмотреться, прислушаться. Только бы не заснуть под мерное шевеление наркоманов.
Новый звук заставил приоткрыть веки. В палату проник свет из коридора. Бербенцев привстал на кровати. К нему идет здоровяк в халате. Латунов.
Большого удивления Путилин не испытал, продолжал смотреть через приоткрытые веки.
— Как дела продвигаются? Познакомился уже? – Латунов присел рядом с Бербенцевым.
— Шприц его не ополовинил?
— Не морочь мозги, Вася. Принес? Это ему сейчас даже половины хватит, а мне и двух ваших столовых доз мало. Давай, не тяни. – В голосе Бербенцева нетерпение юноши–любовника.
— На, держи. – Василий сел по правую руку наркомана. — С этой бедой – беда!
— В смысле? – Бербенцев потянулся за жгутом.