И тут меня наполнило какой-то мрачной гордостью: я возгордился собственной красотой, своей редкой физической крепостью и несомненной покорностью. С искренней горячностью из меня исторгнулся протяжный стон, глаза наполнились слезами. В порыве страсти я невольно расправил грудь, шевельнул руками и тут же ощутил стягивающие мне предплечья жесткие наручники и тяжелый бронзовый фаллос, прочно сидящий во мне. Я вдруг возжелал, чтобы все мое унижение и моя покорность были замечены высочайшим господином — хотя бы на миг! К тому же я и вправду был сама смиренность, несмотря на мою маленькую победу над Лексиусом. Во всем прочем я ведь держался исключительно покорно! Я был охвачен на удивление отчаянным стремлением понравиться, а потому выразительно стонал и извивался, ничем себя не сдерживая.
Султан между тем медленно приближался. На самом краю моего зрения вдруг проявились две размытые фигуры, несущие высокие шесты, которые поддерживали бахромчатый, богато украшенный балдахин. Потом я увидел осененного этим балдахином, неторопливо идущего человека.
Это был молодой мужчина в длинном пурпурном одеянии, с короткими темными, ничем не покрытыми волосами. Он казался, пожалуй, на несколько лет моложе Лексиуса и обладал таким же изящным телосложением, такими же утонченными чертами лица. Несмотря на тяжесть халатов, султан держался очень прямо.
Шествуя по дорожке, он чинно оглядывал присутствующих справа налево. Невольники тихо, но все же в голос вскрикивали, стараясь не шевелить губами. Вот он остановился, протянул к рабу руку, пытливо ощупал его, хотя самого раба я видеть не мог, все затмевал зловеще пылающий багрянцем силуэт султана. Сам он сместился к следующему невольнику, и этого я смог уже разглядеть получше: черноволосый, безутешно рыдающий парень с непомерно крупным, налитым стержнем.
Правитель проследовал дальше, и на сей раз взгляд его скользнул вдоль нашей стороны дорожки. У меня перехватило в горле. А вдруг он нас попросту не заметит?!
Теперь я мог разглядеть, что одежда очень плотно сидит на его стройной фигуре, что его волосы — гораздо короче, чем у других вельмож, — окружают живое подвижное лицо этаким черным ореолом. Это, собственно, все, что я сумел увидеть. Никто, кстати, не удосужился меня предупредить, что поднимать глаза на светлейшего султана — непростительная провинность.
Оказавшись почти передо мной, он отвернулся к ряду рабов напротив, и я аж заплакал от досады. Но тут я заметил, что взгляд его устремлен на Тристана. Султан что-то произнес, хотя я не видел, к кому он обращается. Потом услышал, как Лексиус отвечает ему — управляющий двигался следом за правителем. Лексиус шагнул вперед, и они о чем-то заговорили. Затем управляющий прищелкнул пальцами, и Тристану все в той же отвратительной позе враскорячку велели выйти из цепочки рабов и следовать за Лексиусом.
«Что ж, хотя бы Тристана выбрали, — подумал я. — Уже хорошо». Так мне по крайней мере казалось, пока в голову не пришла другая мысль: что я-то остался не у дел. У меня по щекам скатились слезы досады.
Внезапно султан развернулся ко мне, быстро приблизился. Я почувствовал на волосах его ладонь. Одно его прикосновение разожгло тихо тлевший во мне огонь вожделения и жажду страсти.
И в этот убийственный момент странная мысль посетила вдруг меня. И ноющая боль в бедрах, и напряженная дрожь в мускулах, даже болезненное покалывание в исстеганных ягодицах — все принадлежало этому человеку, моему настоящему господину. И все это обретало наиполнейший смысл лишь в том случае, если доставляло удовольствие
Рука султана задержалась на мне. Тонкие пальцы обожгли легким прикосновением щеку, смахнули слезы, тронули губы. Из моей груди вырвался невольный стон, хотя я старался не размыкать рта. Его пальцы приостановились возле губ… Что, если я осмелюсь их поцеловать? Все, что я мог видеть, — это пурпурный халат правителя, да еще посверкивающие золотой отделкой красные туфли. Я поцеловал его руку, и султан ее не отдернул — его горячие, чуть согнутые пальцы остались у моих губ.
Его голос я услышал точно во сне. Тихий ответ Лексиуса словно вторил ему эхом. Меня тут же похлопали легонько плеткой, чья-то ладонь, прихватив за затылок, развернула меня. Я двинулся вперед, стараясь держаться вприсядку, и снова увидел залитый светом вечерний сад. Увидел медленно скользящий дальше по дорожке балдахин, увидел несущих шесты слуг, Лексиуса, едва не касающегося локтем правителя, и фигуру Тристана, следующего за ними с пугающе надутой важностью.