Борис сообщил его код входной системе, которая просканировала Юрия. Блестящая черная дверь — на вид деревянная, но лишь на вид, — плавно отворилась. Два охранника в дорогих костюмах стояли в холле. Они жестом пригласили его проходить.
Юрию оставалось только восхищаться старинным лифтом с железными решетчатыми дверями и медной панелькой ручного управления. Он в одиночестве поднялся в лязгающей и стонущей кабине на четвертый этаж.
Пой Ли встретила его на площадке. Она почти не изменилась за столетие, минувшее с начала ее работы на «Связь», только стала какой–то хрупкой. Как будто теломер–терапия выгрызла ее изнутри, оставив от женщины одну скорлупку.
— Спасибо, что пришли, — сказала она, проводя его в пентхаус.
Квартира была отделана в классическом стиле: мраморные полы, высокие потолки, золоченые канделябры, с равным усердием освещающие полотна старых мастеров и модерновое барокко. Мебель неуклонно следовала моде времен Людовика XVI: громоздкие кресла ручной работы выглядели не слишком удобными для сидения.
Энсли Зангари ждал в гостиной. Юрий проникся. Главбогач ста тридцати шести лет от роду явно потратил на генную терапию бюджет государства средних размеров: омолаживающая терапия не сводилась к простому восстановлению теломер, на которое десятилетиями тратил щедрые надбавки сам Юрий. Кто не знал, запросто счел бы старца сорокалетним, разумно питавшимся и не забывающим об упражнениях мужчиной. Даже волосы его вернулись от седины к юношескому каштановому цвету, словно фолликулы соблюдали времена года, а теперь настала весна.
— Юрий, рад вас видеть.
И рукопожатие у него было твердым, подчеркивавшим юношескую бодрость.
— Сэр, Пой сказала, что дело срочное.
— Да, позвольте вам представить. Это Гвендолин.
Энсли кивнул молоденькой девушке, неловко примостившейся на антикварном кресле.
— Приятно познакомиться, — машинально отозвался Юрий. Борис прогнал распознавание лиц, но в базе «Связи» на нее ничего не нашлось. Это не сулило добра. У «Связи» имелись данные на всех сколько–нибудь значительных особ. Юрий велел Борису узнать, кто владелец пентхауса. Ответ: «Фирма, зарегистрированная на Архимеде — космическом поселении за орбитой Юпитера, живущем в основном за счет нулевой налоговой ставки».
— Извините, что причиняю столько хлопот, — заговорила Гвендолин. Голос был высоким и ломким. Юрий перестал ее анализировать и просто взглянул. Хорошенькая, несомненно, и не просто милая, как все подростки. Гвендолин выглядела идеально ухоженной. Стиль небрежный, но ни в коем случае не дешевый. Личный стилист и хорошая выучка создавали впечатление непринужденного девического изящества.
Юрий решил, что лет ей семнадцать или восемнадцать. Личико тонкое, подбородок волевой, и оттого скулы выглядят острыми, хоть стекло режь. Нос–кнопка весь в веснушках, длинные светло–рыжие волосы сияют здоровым блеском, соперничающим с блеском золотых украшений гостиной. И платьице обманчиво–простое: белое и алое полотно, квадратный вырез, а подол кончается намного выше колена. Юрий не сомневался, что это платье не отпечатано на фабрикаторе: оно от лондонского или парижского кутюрье с ценником, от которого слеза пробивает. Настоящее золотое дитя, разбивательница сердец. Ну и кто она: избалованное чадо или опустошающая кошелек любовница?
— Уверен, вы не причините никаких хлопот, — со всей возможной для него искренностью отозвался Юрий.
— Гвендолин — моя внучка, — не скрывая гордости, объяснил Энсли.
Юрий резко насторожился. Чрезвычайно странно, что девушка не попала в сеть безопасности «Связи». У Энсли за поясом насчитывалось девять браков, давших в совокупности тридцать два признанных отпрыска, и большинство их работало в правлении «Связи». Дети в свой черед породили множество внуков и правнуков (образовав внушительную династию, варьировавшую в широком диапазоне: от увлеченных трудоголиков до легкомысленных светских принцесс), и каждого из них охраняли со строгостью, в старину причитавшейся ядерным кодам земных государств.
— Знаю, — с раскаянием продолжал Энсли, — вы не нашли ее досье. Но у нас с ее бабушкой Натаскией был лишь краткий эпизод, и в результате появилась Эветта. Натаския не хотела, чтобы Эветту связывали с корпорацией и остальными членами семьи. Я ее за это не виню: нас, черт побери, не назовешь собранием святых и интровертов, — и я с уважением отнесся к ее пожеланиям. Учредил скромный трастовый фонд, который увеличился с рождением Гвендолин. Все трое избежали внимания СМИ и не вмешивались в политику корпорации, прекрасно обходясь без них. Я свел контакты к минимуму: мне это было больно, но я пережил, и с тех пор все жили счастливо.
— Понимаю, — дипломатично произнес Юрий. — Так что же случилось?
— Горацио Сеймур, — со слезами на глазах ответила Гвендолин.
— Это кто?
— Мой парень. Он пропал.