Чуда, разумеется, не произошло. Женька представил себе, как эта штуковина лежит на дне, наполовину зарывшись в ил. Контрольная лампочка продолжает размеренно мигать в вечном зеленоватом сумраке, и собравшиеся на этот световой сигнал креветки, шевеля усиками, гадают, что бы это могло быть.
Досмотреть эту картинку до конца ему не дали. Где-то неподалеку – как показалось, чуть ли не прямо за спиной – послышались тяжелые шаги и кто-то хрипло закашлялся. Не успев ни о чем подумать и ничего сообразить, действуя чисто инстинктивно – вот именно, как застигнутый на месте преступления, – Женька одним резким рывком вернул на место брезентовый чехол, присел и бочком, как краб, скользнул за торчащий из палубы широкий, похожий на слегка изогнутую на конце гигантскую макаронину оголовок вентиляционной трубы.
После ужина Андрей вышел на палубу, чтобы выкурить на свежем воздухе сигарету-другую. Покурить, конечно, можно было и в кают-компании – господин Стрельников оказался человеком, не подверженным веяниям времени, и, сам дымя как паровоз, не препятствовал в этом окружающим (при условии, что они курили приличный табак, а не смесь лошадиного навоза с отходами деревообрабатывающей промышленности, которой набивают некоторые сорта отечественных табачных изделий). Но остаться в кают-компании означало не только курить в свое удовольствие, но и слушать велеречивую, как куртуазный роман начала девятнадцатого века, болтовню Виктора Павловича, что, по мнению Андрея, отнести к разряду удовольствий было достаточно сложно.
Вообще, находясь в обществе своего старшего компаньона, он постоянно чувствовал себя напряженным – ни дать ни взять олень на опушке, услышавший, как в лесу за его спиной хрустнула ветка. Все мускулы окаменели, готовые разрядиться, расправиться, как пружина, в мощном рывке, в крови гуляет адреналин, нервы и сухожилия натянуты как струны, и весь он как лежащая на вибрирующей тетиве стрела – готов лететь и давно бы улетел, если б знал куда. Полагая такую повышенную нервозность недостойной взрослого мужчины, Андрей держал себя в руках, но это давалось нелегко. Наверное, виновато было прошлое Виктора Павловича – то, кем он был, чем занимался раньше, до выхода в отставку. Внешне это практически никак не проявлялось, но Андрей все равно не мог забыть, что перед ним сидит профессиональный душегуб и манипулятор, превосходно владеющий тонким искусством дергать людей за ниточки, заставляя плясать под свою дудку и голыми руками таскать для него каштаны из огня.
Стрельников, несомненно, видел его насквозь и прилагал все усилия к тому, чтобы растопить лед. Но лед не таял, и Андрей видел тому как минимум две причины. Первая: он до сих пор не знал, кем на самом деле был Виктор Павлович до выхода в отставку, в отставке ли он вообще и как его на самом деле зовут – по паспорту, и не какому попало, а самому первому, который ему выдали по достижении шестнадцатилетнего возраста. И вторая: с момента учреждения их концессии прошло уже несколько месяцев, и за все это время господин Стрельников, игравший в ней, без сомнения, первую скрипку, даже не заикнулся о порядке дележа добычи – долях, процентах, коэффициенте трудового участия и тому подобной лабуде, без которой не обходится ни одно деловое предприятие, сулящее хотя бы мало-мальский доход. Видя, что говорить на эту тему старший партнер не собирается, Андрей поднял ее сам и получил многословный, предельно обтекаемый ответ, сводившийся, по сути, к обещанию во всем разобраться на месте. Назвать такой ответ удовлетворительным Андрей не мог даже при всем своем желании; его терзали подозрения самого мрачного свойства, но отступать было поздно.
Спокойно, сказал он себе, чиркая зажигалкой и глядя, как над темной водой понемногу остывает, тускнея, расплавленное золото заката. Ты отправился в эту экспедицию не за деньгами, а за истиной, помнишь? Ты копал эту тему черт знает сколько лет, жертвуя другими, куда более перспективными и злободневными, и что теперь – пойти на попятный в шаге от финиша? Мало ли что рискованно! Раскапывать истории, связанные со злоупотреблениями в торговле, скажем, подштанниками, тоже рискованно, и что с того? В общем, как сказал господин Стрельников, на месте разберемся. Вот только этот сопляк, Евгений свет Иванович… И на кой черт понадобилось тащить его сюда? Тоже мне, концессионер, равноправный партнер…
«Он уже три года не был на море, – сказала мать равноправного партнера. Ей откровенно хотелось заплакать, но она держалась, чему немало способствовала ее полная неосведомленность по поводу того, куда и зачем они отправляются. – Морской воздух для него – настоящий бальзам, у него ведь слабые легкие. Надеюсь, вы проследите, чтобы он там опять не впутался в какую-нибудь историю…» – «Прослежу», – сказал тогда Андрей, и сейчас, покуривая на прогулочной палубе с видом на морской закат, он был готов с корнем вырвать себе язык за это обещание, которое было даже не опрометчивым, а просто-напросто лживым.