А еще в этом лесу лето! Ветерок листики на деревьях колышет, солнышко жарит немилосердно, в ветвях птички чирикают… Это что за семизвездчатая похребень с переподвыподвертом?! Я же был на Кавказе! Зимой! На без малого трех тысячах метров! Минус двадцать, снегу по уши… А сейчас? Благополучно сдох, а это типа райский сад, что ли? А где гурии? Или их неверным не положено? А что положено? Могильные черви? Так тоже отсутствуют…
Какой, к чертям, райский сад с дятлами в башке?! Да с такого перестука любой праведник с катушек съедет. Начнут журчащие ручьи мерещиться… Ага! Уже журчит! Слева, метрах в пятидесяти. Поворачиваю голову. Ни фига не видать. Вода? Пытаюсь встать. Получается на четверть. В смысле, на четвереньки. Ну как получилось… Начинаю перемещение в направлении журчания. Которое, кстати, смолкло. Или из-за дятлов не слышно… Метров через несколько темечко упирается во что-то большое и лохматое. Поднимаю голову. Больно-то как! И видимость не улучшилась. Только мех в глаза лезет… Толкаю препятствие рукой. Оно послушно отодвигается. С трудом фокусирую взгляд. Большой комок белого с рыжиной меха. Вниз торчат четыре лапы. Слева – хвост. Справа повернутая в мою сторону клыкастая морда с высунутым красным языком. Зубки… Хорошие зубки. Большие, белые и без малейших следов кариеса.
– Шарик!
Собака радостно улыбается.
– Шарик, где вода?
На морде появляется выражение тягостного раздумья. Но раз лохматый не срывается с места, значит, никакого ручья поблизости нет. А что же журчало?
– Шарик, это ты журчал?
Пес скалится в ехидной улыбке. Сволочь! Я умираю, как хочу пить, а эта лохматая гадина заставила меня ползти в направлении его журчания! Убью садиста! Вот встану на ноги и убью. Обязательно.
Шарик поворачивается ко мне мордой, и я вижу на его широкой груди маленький бочонок, пристроенный Витьком для большего сходства нашего приблуды с сенбернарами из легенд. А заодно для создания передвижного винного резерва.
– Шарик, благодетель… – выдыхаю я и приникаю к спасительной емкости.
Пожар во рту и пищеводе мгновенно гаснет. С каждым глотком наливаются силой мышцы, проясняются мозги, и даже дятлы понемногу успокаиваются, превращаясь в обычную головную боль. Через литр я уже ощущаю себя человеком. Через полтора – хорошим человеком. А еще граммов через двести возвращаюсь (на двух ногах!) на место, где проснулся, и заваливаюсь спать дальше. Ну его на фиг! Чего его? А всего! Высплюсь, тогда и разберемся.
Просыпаюсь потому, что хочется пить. Открываю глаза, оглядываю живописный пейзаж, закрываю. Снова открываю и выражаю свое отношение к окружающей действительности при помощи нецензурной части великого и могучего. Слава богу, кроме жажды никаких неприятных ощущений. С похмелья так быть не должно. Если учесть, что я чуть не два литра вина вылакал в предыдущей серии… Стоп! Бочонок у Шарика литра полтора! И вина там отродясь не было! Палыч это дело прикрыл с первой попытки. Кстати, куда пропал Шарик? Ага! Вот он, метрах в ста валяется. Подхожу к собаке. Что ж ты молчал-то, лохматый?! Устроился у шикарного родничка, а мне засыхать? Прикладываюсь к воде. Хорошо, однако! Исследую содержимое бочонка. Пригрезилось тебе, Егорка. Пить ты здоров, но не настолько! Полбочонка сока (ага, именно сока, яблочного) еще внутри. Ну и ладно. Пригодится. Теперь разобраться бы, куда меня угораздило попасть.
Раздумываю минут десять, заодно рассматривая кучу барахла, лежащую под ближайшим деревом. Потом с толком, чувством и расстановкой начинаю вслух излагать свои мысли о некоем Амфибрахии Аполлонарьевиче Конфигураторе, недоделанной скотине и затрюханном уроде.
Заканчиваю десятиминутную тираду вполне логичным пожеланием.
– Амфи, шелудивый шакал нетрадиционной ориентации, чтобы тебе глюком стать и лет пятьсот жить в этом исполнении!
Ответа не жду. Эта полубожественная сволочь своего добилась и хрен теперь откликнется. Кстати…
– Урод! – ору в небо. – Ты детей вылечил? А то я тебя из-под земли достану! Никакая нематериальность не спасет!
Вот теперь откликается. В воздухе проявляются размытые очертания еврея:
– Совсем не надо так шуметь! Старый Амфибрахий сделал все, шо ви просили и даже немного больше. Девочка жива и здорова, чего и вам желает! И еще девять девочек и три мальчика – тоже! Смотрите сюда глазами и считайте: я таки даже перевыполнил взятые на себя обязательства. И, между прочим, выдернул вас из-под такой лавины, а это кое-чего стоит!
Ага! Явился, не запылился! Но раз вылечил, разговор другой будет.
– А не врешь?
– Ви меня обижаете! Шобы ви знали, Егор Сергеевич, так до этого мира врать категорически не рекомендуется! Тут слово имеет себе материальную силу. Таки можно так соврать, шо будет себе немножко не смешно, а очень даже больно! – Еврея сменяет чиновник. – А вам этот мир сначала надо спасти.
– Что хоть за мир?